Джон Ле Карре - Особо опасен

Лампион принял к сведению его ответ, ответ старшего по возрасту, но было видно, что он его не удовлетворил.

— Там было еще много разной информации, которой вы владели и которая, откровенно говоря, нам бы пригодилась. С ней мы бы вырвались вперед в этой игре, вместо того чтобы жевать большой кусок вчерашнего пирога.

— В какой еще игре?

Улыбка Лампиона малость скисла.

— Без комментариев, уж простите. В нашем деле, Томми, информация — это все.

— В моем деле тоже.

— Между прочим, мы провели небольшое расследование для прояснения ваших мотивов, Томми. Мы и наши коллеги в Лондоне. Ваши семейные корни, ваша дочь от первого брака — Джорджи, не так ли? От Сью? Никто так и не понял, почему вы расстались, что само по себе печально. Необязательный развод — это своего рода смерть. Мои родители так и не смогли это пережить, я знаю. Да и я тоже, в каком-то смысле. Но она беременна, и это прекрасно. Я говорю о Джорджи. Вы должны быть вне себя от радости.

— Что вы, черт возьми, несете? Это не вашего ума дело!

— Просто мы пытаемся понять причины вашей скрытности, Томми. Что вы прикрываете. Или кого. Лично себя? Банк? Юного Карпова? Может, он вас чем-то приворожил? Так вешать нам лапшу на уши! И ведь мы вам, Томми, поверили. Как это ни неприятно, но я выражаю вам свое восхищение.

— Насколько я помню, в смысле правдивости вы тоже были не на высоте.

Лампион предпочел пропустить это мимо ушей.

— Но, — радостно продолжил он, — как только мы взглянули поближе на весьма шаткое состояние финансов банка «Брю Фрэры» и прикинули, сколько денежек вложил старина Карпов, кажется, мы поняли вас лучше: ага, так вот что у Томми на уме! Он рассчитывает, что карповские миллионы могут скрасить его старость. Теперь понятно его нежелание, чтобы кто-то заявил на них свои права. Не желаете что-нибудь сказать по этому поводу?

— Предположим, вы правы, — огрызнулся Брю. — А теперь убирайтесь из моего дома.

Мальчишеская улыбка сделалась еще шире, в ней сквозило явное сочувствие.

— Я не могу этого сделать, Томми, увы, — сказал Лампион. — И вы тоже, если вы внимательно следите за ходом моих рассуждений. А ко всему прочему, насколько нам известно, здесь еще замешана барышня.

— Ерунда. Никакой барышни у меня нет. Чушь собачья. Может, вы намекаете на адвоката этого мальчика? — Он сделал вид, что судорожно пытается вспомнить имя. — Фрау… Рихтер. Русскоговорящая. Взялась представлять его интересы, после того как он поступил к ним в приют, и все такое прочее.

— Лакомая штучка, насколько нам известно. Если, конечно, вам нравятся миниатюрные девушки. Как мне, признаюсь.

— Я не обратил на нее внимания. Боюсь, что в моем возрасте глаз уже не тот.

Пока Лампион раздумывал, зачем Брю понадобилось прибегнуть к такому самоуничижению, он прогулялся к буфету и непринужденно плеснул себе еще минералки.

— Таковы, Томми, некоторые сложности вашего положения, о чем мы еще поговорим в свое время. А пока несколько слов о моих проблемах, которые, честно признаться, благодаря вам выглядят не многим лучше ваших. Вы позволите?

— Что?

— Я же сказал. Описать кучу дерьма, в которую мы из-за вас вляпались. Вы меня слушаете?

— Разумеется.

— Отлично. Потому что завтра утром, ровно в девять, здесь, в Гамбурге, я буду присутствовать на в высшей степени чувствительном и весьма секретном совещании, посвященном не кому-нибудь, а Иссе Карпову, которого вы якобы в глаза не видели. Что не соответствует действительности.

На глазах он превратился в другого человека — дидактичного, непреклонного, этакого Наполеона, ударяющего самые неожиданные слова, как клавиши расстроенного пианино.

— И на этом совещании, Томми, где по вашей милости я окажусь в некотором роде прижатым к стенке, мне важно — моему департаменту важно — всем нам, кто пытается выбраться из этой исключительно деликатной ситуации, — Лондону, немцам, разным дружественным службам, которые я сейчас не стану называть, — важно, чтобы вы, мистер Томми Брю, глава банка «Брю Фрэры», будучи истинным британским патриотом и признанным врагом терроризма, проявили не только готовность, но желание сотрудничать со мной в любой форме, в любом виде, как того потребует логика этой сверхсекретной операции, о чем, до поры до времени, вы знать ничего не знаете. Отсюда мой вопрос: мы поняли друг друга? Вы будете сотрудничать или продолжите и дальше вставлять нам палки в колеса, пока мы ведем войну против террора?

Он не дал Брю времени на ответ. Его агрессия вдруг уступила место интонации искреннего сочувствия.

— Посудите сами, Томми, помимо вашей доброй воли, к которой мы апеллируем, что работает против вас. К вам завтра может нагрянуть ликвидатор, даже без обвинений в отмывании денег. Плюс реакция немцев на то, что проживающий в Гамбурге британский банкир заигрывает с известным беглым исламским террористом. Вы влипли по-крупному. Так почему бы вам по-тихому не разрулить ситуацию? Я понятно объясняю? У меня создается впечатление, что мои слова до вас не доходят. Хотите поговорить про Аннабель?

— Словом, это шантаж, — сказал Брю.

— Кнут и пряник, Томми. Если мы это разрулим, банковские грешки останутся в прошлом, в городе к вам все проникнутся особой симпатией, и «Брю Фрэры» продолжит борьбу за место под солнцем. Вам мало?

— А мальчик?

— Кто?

— Исса.

— А-а. Ну да. Ваш протеже. Понятное дело, все будет зависеть от того, насколько хорошо вы сыграете свою роль. Он ведь находится в юрисдикции германских властей. Мы не вправе залезать на их территорию, решение все равно за ними. Но никто не собирается его распинать, это уж точно. Таких желающих здесь нет.

— А фрау Рихтер? Что она такого натворила?

— Аннабель. Она тоже, вообще-то, влипла. Якшается с бандитом, укрывает его, возможно, спит с ним.

— Я спросил, что с ней будет.

— Нет, вы спросили, что она такого натворила. Я вам объяснил. О том, как они с ней поступят, можно только гадать. Отряхнут и поставят на ноги — если хватит ума. С ее связями к ней не так просто подступиться, как вы наверняка знаете.

— Нет, не знаю.

— Потомственная адвокатская семья, посольская служба, титулы, которыми они, правда, не пользуются. Поместье во Фрайбурге. Лично я дал бы ей по рукам и отослал домой, это в духе общепринятой здесь практики.

— Итак, я должен подписать пустой чек, гарантируя свое сотрудничество, я вас правильно понял?

— В общем и целом получается, что так, Томми. Вы ставите свой автограф где положено, мы закрываем глаза на прошлое и вместе бодро движемся вперед. Понимая, что делаем большое дело. Не ради себя. Ради всех, кто выходит на улицу, пользуясь расхожим выражением в нашем ведомстве.