Йожеф Сабо - Расплата

— Что же с нами будет, товарищ младший сержант?

— Догоним! Должны догнать!

Баккаи несет собаку на себе, ведь плыть с поводком ей трудно, а снять его нельзя. Но вот, кажется, самый опасный участок позади. Как черные солдаты Нептуна, они поднимаются из воды. Теперь уже близко, и можно чуть-чуть передохнуть. Пошатываясь и держась за ремень, вслед за Пати тащится Баккаи. «Тяни, мой верный друг!» За ним плетутся Шанта, Грубер и Яник.

Сколько времени пришлось им бежать сломя голову, ползти, месить болотную грязь, преодолевая трудности и самих себя, оставляя позади гнилые, проклятые километры? Время замерло. На болоте нет времени: есть только прошлое и будущее, если им посчастливится выбраться отсюда.

Нужно только идти по следу Михая Вольфа, все время по следу и ни шагу в сторону!

Но удалось ли выбраться самому Михаю Вольфу? Вот уже виднеется и конец болота, а совсем рядом — граница. Но где же Вольф? Неужели они его не догнали?

Звенит в ушах, стучит в висках кровь. Скорее бы донеслись крики ребят, которые находятся где-то впереди, в дозоре, и должны заметить, задержать Михая Вольфа…

Рядовой Талаш с напарником лежали на склоне небольшого холма в душистой зеленой траве. Оружие здесь же, под рукой. На фоне светлеющего неба легче заметить приближающуюся фигуру.

— Пора бы уже им появиться, — рассуждает Сабо, переворачиваясь на другой бок.

— Замолчи!

Старший наряда Талаш перевернулся на живот, лицом к болоту. На согнутом предплечье левой руки покоится автомат.

Что это? Свет гнилушки? Упавшей звезды? На болоте пляшет огонек. Далеко ли до него? Долетают отдельные звуки.

Сабо сгорает от любопытства: что это? Но спросить не осмеливается. Так же, как и старший наряда, он всматривается в темноту. Откуда им знать, что это группа преследования? Что это идут, преодолевая воду и грязь, раздвигая и ломая тростник, продираясь сквозь колючий кустарник, Шанта, Грубер, Баккаи и Яник.

А между ними? Неужели никого и ничего, кроме ночной мглы, нет? Хрустнула ветка, хрустнул куст. Может, лиса? Или косули оставили сочные луга и осмелились забраться на болото?

Хрипло, тяжело дыша, из темноты поднимается огромная фигура. Она заслоняет собой часть звезд, а те, что остались видимыми, образуют вокруг ее силуэта сияющий ореол. Нарушитель двигается, увеличиваясь на фоне горизонта.

— Стой! Стрелять буду! Руки вверх! Младший наряд», страхуй!

Сабо кажется, что он врос в землю, стал частью холма. Ногу свело. Голова начинает кружиться. Но он все-таки спохватывается и мчится вниз по склону. Щелкает затвор, досылая из магазина в патронник медную осу. Спокойно. Все на месте. С вершины холма бегом спускается кто-то еще. Прихрамывает. Это старший лейтенант. Его напарник, Шарбу, считает неприличным обгонять командира. Пусть себе начальник заставы думает, что бегает быстрее любого из них. Да это отчасти и правда — он и в самом деле расторопнее их всех.

Со стороны болота приближаются огоньки. Днем на эту маленькую группу, заляпанную с ног до головы, нельзя было бы смотреть без смеха. Но ночью и испачканная пограничная форма — форма.

— Не пытайтесь защищаться, Михай Вольф! Бесполезно!

— Знаю.

Старший лейтенант разглядывает черную фигуру пятидесятилетнего Вольфа, который пробился сюда через» болото. Хорват удовлетворен — старика в любом случае задержал бы наряд пограничников, а если нет, то еще до рубежа основных технических сооружений его настигла бы группа Шанты. Наконец, остается еще Пал Хорват со своим напарником Еню Шарбу. Тройная страховка — это не шутка!

Но командир никак не успокоится — так взволновала его погоня. И еще волновало: что вынудило Михая Вольфа пойти через болото?

Солдаты, ослабевшие от усталости и напряжения, не испытывают никакой злости. С любопытством посматривают на Михая Вольфа, когда со склоненной головой он бредет по коридору к комнате начальника заставы. Предлагают сесть. Садится. Выглядит мрачнее тучи.

Шухайда грызет зернышки кофе. Время приближается к полуночи.

— Вы убили Михая Балинта?

— Я. Имело бы смысл отрицать?

— Вряд ли! Орудие убийства, — Шухайда приостанавливается, удивляясь, откуда взялись глупые, официальные слова, — топор куда дели?

— Выбросил там же, где обрывается тропинка.

— Сапоги, что были на вас?

— Это были совсем стертые резиновые сапоги. Разложил костер и сжег. Вместе со старой рабочей спецовкой.

Корбуй повернулся к Хорвату:

— У тебя есть вопросы?

— Как будто и так все ясно…

— Дело ваше, спрашивать или нет, я все равно сознаюсь в убийстве.

— Вы что-нибудь взяли у Михая Балинта?

— Взял. Желтую кожаную сумку с красивыми блестящими замками. Если разгребете помойную яму у меня за домом, наверняка обнаружите.

— Что в ней было?

Михай Вольф поднял глаза:

— Не знаю.

— Просто забрали домой и даже не посмотрели? Что вы намеревались с ней делать?

— Что? Я скажу, только вы не удивляйтесь. Если бы моя дочь попросила денег на свадьбу после дня святого Иштвана, я бы отдал ей эту сумку: на, дескать, подарок с того света от твоего Михая Балинта! А от меня не жди, не получишь! Убирайся! Я зарабатывал деньги своим дочерям честным трудом и на бесстыдство тратить их не позволю…

Хорват все смотрел и смотрел на старика: как он мог убить, ограбить? Пытался нарушить границу. Он, которого Хорват считал добропорядочным. Шухайде этих показаний, пожалуй, достаточно для объяснения движущего мотива. Хватит их и для следственного протокола. Не потребуется иных признаний и суду. Но если сегодня не спросить Михая Вольфа, зачем он размозжил Балинту голову, то завтра или послезавтра он едва ли скажет.

— Скажите, Михай Вольф, как вы решились на это?

— Долгая история. Стоит ли рассказывать?..

Двух старших дочерей он выдал замуж честь по чести: приехали парни — один из Будапешта, другой из большого соседнего села. Как полагается, попросили руки дочерей: огненно-рыжей Каталины и стройной высокой Анны. Вот и Петер Чатар тоже приехал. За самой младшей. Не очень стоящий он парень: слабый, невзрачный — так показалось Вольфу. Но Марике виднее. Это ее дело. Выбор у нее был большой. Остановилась на этом. Пусть будет счастлива!

В тот вечер они сидели за богато накрытым столом, ужинали. Обжаренное мясо горкой возвышалось на тарелке, застывший жир обволакивал большие куски. Копченая колбаса и сало лежали на деревянных подносах, украшенных стручками зеленого перца и крупными ярко-красными помидорами. Михай Вольф нарезал ломтями еще теплый душистый хлеб. То и дело наполнял бокалы себе и гостю: проверял, умеет ли пить Петер Чатар; с неудовольствием проверял, с ненавистью, потому что забирают у него последнюю, младшую дочь. Увозят Марику; правда, она уже давно не живет дома, но как выйдет замуж, стянет членом другой семьи. Сейчас, приезжая из города, она возвращается домой, а после свадьбы будет лишь изредка навещать «стариков». Чатар отхлебнул вина, и его передернуло: