Африкан Шебалов - Тайна стонущей пещеры

— Вы не смотрите, что он такой рыжий и тихий. Он страшно умный! Лучший мичуринец школы. Мы его Тимирязевым называем, — отрекомендовала Зинка товарища.

Мишка снова шмыгнул носом, покраснел и заморгал светлыми ресницами.

— Давай, показывай участок! — потребовала Зинка.

— Ты тут хозяйка, ты и показывай, — медлительным баском, как бы обдумывая каждое слово, выговорил Мишка.

— Вот саженец персика. Мишка сделал ему копулировку от лучшего дерева из своего сада, — с разбегу остановилась Зинка перед молодым деревцом. — А это саженец абрикоса. К нему мы сделали прививку яблони, персика и груши по методу Ментора. Видите, как прижились?

Зинка подбежала к молодому деревцу с густой сочной листвой:

— А вот это — наш любимец. Раннеспелый персик. Мишка вывел! — с чувством гордости проговорила она. — Это им в области заинтересовались. В прошлом году первый урожай сняли. Вот такие вот плоды были, — сложила Зинка два кулака вместе. — А тут вот, видите, виноград: мускат, кокур, ташлы… Мишка, объясняй дальше, я побегу посмотрю, чего там Колька наработал. Его на минуту оставить нельзя: все вверх дном перевернет. Беда с ним, да и только, — всплеснула Зинка руками и исчезла. И как будто бы выключили репродуктор. Стало тихо.

Мишка покраснел, шмыгнул носом и с трудом медленно выговорил:

— Вот вроде и все!

Минуту все молчали.

— А тут что будет? — показал Коркин на небольшую свежевыкопанную продолговатую яму.

— Это для лимонов. В общем, трехлетки из горшков пересадим в грунт.

— А почему этот сад вы называете питомником?

— Это все Зинка. Говорит, раз каждое растеньице тут наш питомец, значит, это питомник.

— А вот и я! — как из-под земли выросла Зинка. — Так и знала: Колька высыпал соль на пол, а солонка плавает в поганом тазу. Говорит, что кораблик. Я уж конфеты подальше убрала, — протарахтела она и звонко шлепнула себя по щеке. Мельком взглянув на убитую бабочку, авторитетно определила:

— Плодожорка — вредитель садов, — и повернулась к Мишке.

— Все объяснил?

— Угу, — кивнул тот.

— Это еще что… — снова включилась Зинка. — Вот в школе у нас участок в двадцать раз больше. Там сорок человек нас работает. Я вам покажу ахнете!

Аполлон Никитич и Рязанов вышли из правления. Четверо колхозников, проводив их глазами, уселись на стульях. Минут пять сидели молча. Потом молодой высокий мужчина, тот, который спрашивал голову подошел к двери председателя, постучался и приоткрыл ее.

— Обожди, Катречко, еще минуту, — попросила Елизавета Петровна.

— …«Ну, — говорит, — подарки начал мне делать разные, а основное, на мою слабость стал нажимать, — что ни вечер, то водку тащит, — продолжала пересказ чьих-то слов Елизавета Петровна, когда дверь вновь закрылась, Я, — говорит, — не отказывался, думал, что он по своей доброте душевной делает это, а вчера он мне свое и выложил: «Что у тебя за жизнь? Не жизнь, а маята одна. Просто коптишь белый свет, а во имя чего? Что ты имеешь в жизни хорошего? Хочешь за один день заработать пять тысяч?» — «Как, спрашиваю, — где?» — «Очень просто, — отвечает. — Ты только будешь помогать в одном деле. Два-три часа работы ломом да лопатой — и деньги в кармане». — «А кто будет платить?» — «Я», — отвечает. — «А ты откуда возьмешь такую сумму?» — Он нехорошо так засмеялся и говорит: «Это не твое дело. Есть люди, которые за такую работу не жалеют денег. Ты скажи, согласен?» — сам смотрит на меня в упор, и из кармана пистолет тащит. Ну, я и дал согласие, а потом прибежал к вам».

Елизавета Петровна откинулась на спинку стула:

— Всю ночь, видать, бедняга не спал. Рассказывает, а сам дрожит. Да оно и верно, задрожишь, когда предложат такое.

— А что делать и где, так и не сказал? — спросил Шарый.

— Нет. Когда будет нужно, говорит, я тебя позову. И все.

— Да-а. Ну что ж, большое вам спасибо, Елизавета Петровна. Мы его давно разыскиваем, — поднялся Шарый, — не буду задерживать. Вас и так люди ждут.

— Пещера эта, Витенька, отсюда верстах в пяти, близ Красивого озера. Гиблым местом называют ее люди, — певучим речитативом рассказывала бабушка Василиса — седая старушка с ласковым взглядом живых молодых глаз. Она сидела на кровати, ноги ее были укутаны большим клетчатым платком, который то и дело поправляла беспокойная Зинка, примостившаяся тут же.

Сбитнев устроился на низенькой скамеечке возле кровати.

В комнате горела электрическая лампочка. От самодельного бумажного абажура все кругом было окрашено в зеленоватый цвет. Через трехстворчатое открытое окно в комнату вливался свежий вечерний воздух.

— Много кто хотел узнать, чего она стонет, пещера эта… Какие вернулись — страсть напуганные, а какие в глубину уходили — те совсем не вертались. Этажей в ней неисчислимо. Провалится человек, и нет ему выхода. Вот и Маркел Углов из нашей деревни так и пропал бесследно. Было это, дай бог память, годов пятьдесят тому назад. В девках я тогда еще ходила…

Николай Арсентьевич и Вера Алексеевна шли рядом по улице. У ограды палисадника, перед раскрытым окном Вера Алексеевна придержала Шарого за руку:

— Василиса Егоровна Бубенцова — известная сказительница. Наверное, новую сказку рассказывает, — шепнула она. — Послушаем?

— …А был Маркел первым красавцем на селе, — говорила старушка, — Силач парень! И грамоту знал. Не одна девка по нем сохла… Вот и поспорь он однажды на посиделках, что проникнет в пещеру и все в ней разузнает. Как пошел, так с тех пор мы его больше и не видели. Неделю искали по всему верхнему этажу, все щели окричали, да где там! Ни слуху ни духу. Выбили на каменной стене крест, на том и память о Маркеле осталась. И никто не знает, где сложил он свои молодецкие косточки.

Бабушка Василиса поправила за спиной подушку, уселась поудобнее.

— А после многие еще пытались ходить в нутро пещеры: и приезжие — туристы всякие и даже ученые.

— Бабушка, а все же почему она воет? Узнали или нет? — спросил увлеченный рассказом Сбитнев.

— Нет, внучек. Так до сего времени и не узнали.

— Может быть, в пещере редкие минералы есть, не слышали?

— Помню, старики сказывали, что на самом глубоком дне пещеры таятся богатства несметные. И стоном отводит пещера людей от клада. Да ведь все это сам народ сочинил, никто этих сокровищ не видел!

— Вот бы побывать там! — завозился Сбитнев на скамеечке так, что она скрипнула.

Его слова насторожили Веру Алексеевну. Посмотрев внимательно на Витю, она медленно пошла дальше по улице.

— Понимаете, Николай Арсентьевич, волнует меня этот подросток. Много противоречий в его характере. Смелый, честный, чувствительный и даже стеснительный, он в то же время замкнут и дерзок. Порой и не знаешь, как оценить его поступки.