Чингиз Абдуллаев - Допустимая погрешность

На нем был темно-синий костюм, белая сорочка. Похоже, он примчался прямо с заседания. Дронго посмотрел на часы. Было около четырех часов дня.

Борис Алексеевич подошел к супруге и поцеловал ей руку. Затем поочередно пожал руки гостям, оглядывая по очереди всех присутствующих. Было видно, что он сильно нервничает. Очевидно, его состояние заметила и Майя Александровна.

– Принести что-нибудь выпить? – спросила она у супруга. – Ты сегодня какой-то запыхавшийся.

– Немного понервничал на работе, – натянуто улыбнулся Ратушинский. – Я выпью квасу.

Когда хозяйка дома вышла из комнаты, он быстро обратился к Дронго:

– Вы успели ее расспросить?

– Мы немного поговорили.

– Вы не спрашивали ее о Лисичкине? – уточнил Ратушинский значительно тише.

Вейдеманис нахмурился. Они с Дронго переглянулись. Обоим не понравился вопрос Бориса Алексеевича.

– Она знает, что документы опубликовал Лисичкин, – сказал Дронго. – Не понимаю, что вас волнует.

– Она не знает, что мы пытались договориться, – еще тише сообщил Ратушинский, оглядываясь на дверь. – И я прошу вас никому не говорить об этом. Лисичкина уже нет, а вам я сказал об этом, чтобы вы поняли мое положение и согласились принять участие в расследовании.

– Поэтому вы так быстро приехали, – понял Дронго. – Вы ведь должны были быть здесь в пять часов.

– Да, – мрачно ответил Борис Алексеевич. – Я вспомнил, что не успел предупредить вас об этом, поэтому бросил все дела и приехал сюда.

– Мне не нравится ваша забывчивость, – сказал Дронго. – Почему вы скрываете от своей супруги ваши переговоры с Лисичкиным?

– Вы же с ней уже говорили, – ответил Ратушинский. – Неужели вы ничего не поняли? Она представить себе не может, как можно договариваться с непорядочным человеком. А погибшего журналиста она считала именно таким. Она бы не поняла, зачем мне нужно узнать имя вора.

– Странные у вас отношения с супругой, – вмешался Вейдеманис.

Он сказал эту фразу очень тихо, но Ратушинский его услышал и вздрогнул. Он всегда невольно вздрагивал, когда слышал свистящий шепот молчаливого напарника Дронго.

– Возможно, – повернулся он к Эдгару, – но это мое личное дело, что следует рассказывать в семье, а о чем нельзя говорить. Или я ошибаюсь?

В этот момент в гостиную вошла Майя Александровна. Передав стакан мужу, она села на диван.

– Вы о чем-то говорили? – спросила она.

Ратушинский чуть не поперхнулся.

– Мы говорили об этих документах, – выдавил он, чуть нахмурившись.

– Это становится похоже на навязчивую идею, – улыбнулась Майя Александровна. – Вполне возможно, что документы попали к журналисту без помощи людей, которые были в нашем доме.

– Мы с тобой уже обсуждали эту проблему, – возразил Борис Алексеевич, – и ты согласилась, чтобы я пригласил наших гостей.

– Конечно, согласилась, – ответила она, – чтобы тебя успокоить. Я думаю, наши гости сумеют убедить тебя, что в нашем доме бывают только порядочные люди.

Ратушинский нахмурился, но промолчал.

– Ваша секретарь будет сегодня? – поинтересовался Дронго.

– Да, – кивнул Борис Алексеевич, – она подъедет к шести часам. А моя сестра с мужем приедет уже скоро. Они обещали быть пораньше.

– Вы их предупредили о нашем визите? – уточнил Дронго.

– Нет. Мы представим вас, как друга нашей семьи. Как друзей, – поправился Ратушинский, взглянув на Эдгара.

– А супруги Денисенко?

– Они приедут позже. У Миши сегодня дела, – ответил Борис Алексеевич.

– Я говорила с Инной, – добавила его супруга, – она приедет пораньше, а Миша – позже.

– У них две машины? – спросил Дронго.

– Да, – ответила Майя Александровна, – Инна хорошо водит машину. У нее «Фольксваген», а у ее мужа «девятка». Иногда Инна подвозит меня, хотя Борису Алексеевичу не очень нравится, когда я сажусь в другие машины. Он считает, что меня могут похитить. Хотя в мои годы я уже никому не нужна, – засмеялась хозяйка дома.

– Я не был бы столь категоричен, – сразу вставил Дронго.

– Вы настоящий джентльмен, – одобрила его Майя Александровна.

Достав пачку сигарет, она вынула длинную сигарету, и Ратушинский сразу предупредительно щелкнул зажигалкой.

– Когда пропали документы, в квартире было пять человек, – напомнил Дронго, – если не считать вас двоих. Скажите, кто, кроме секретаря, мог войти в ваш кабинет, Борис Алексеевич?

– Никто, – уверенно ответил Ратушинский, – даже Майя Александровна не входит туда, если меня нет дома. И Юлия могла войти, только когда я был в кабинете.

– Да, – согласилась его супруга, – никто без разрешения не может входить в кабинет Бориса Алексеевича, даже прислуга. Только когда он сам разрешает.

– И ваша сестра?

– И она тоже, – подтвердил Ратушинский.

– Вы не проверяли, не были ли знакомы Михаил Денисенко и погибший журналист Лисичкин? – спросил Дронго.

– Мне не нравятся ваши вопросы, – сказала Майя Александровна, чуть нахмурившись. Она держала сигарету длинными тонкими пальцами, высоко подняв руку. – Вы считаете, что среди наших знакомых могут быть недостойные люди?

– Я не сказал, что муж вашей подруги украл документы, – возразил Дронго. – Возможно, Лисичкин воспользовался его доверием. Или использовал близость Михаила Денисенко к вашей семье.

– Миша не такой человек, чтобы доверяться первому встречному, – возразила хозяйка. – И вообще подобное расследование мне кажется немного несерьезным. Вы извините меня, господин Дронго – так, кажется, вас называют, – но каким образом вы думаете найти вора? Расспрашивая нас о каждом подозреваемом? Неужели вы думаете, что мы можем сказать о ком-то что-нибудь плохое? Мы знаем этих людей много лет и ничего такого за ними не замечали. У каждого из них могут быть свои слабости или недостатки, но ни один из них не способен на подлость, в этом я убеждена. Я понимаю, что вы специалист в этой области и постараетесь запутать всех своими вопросами, но, уверяю вас, от этого ничего не изменится. Мы все равно не сможем кого-то подозревать.

– Я не пытаюсь вас запутать, – возразил Дронго, – это не мой метод. Я стараюсь понять, кто мог взять документы. И не обязательно из корыстных побуждений. В моей практике бывали случаи, когда документы воровали, чтобы помочь другому человеку или кого-то спасти.

– Это явно не тот случай, – буркнул Борис Алексеевич. – Документы были взяты только для того, чтобы меня «утопить».

– Возможно, – согласился Дронго, – но тогда нужен мотив. Должны быть ясны причины такого поступка. Если мы поймем причины, то сможем ответить на вопрос: кому это было выгодно.

– Я дам вам длинный список людей, которым был выгоден этот скандал, – предложил Ратушинский. – Но, к счастью, ни один из них не вхож в мой дом.