Валентина Иванникова - Происшествие на Чумке

Она, каменная, на долгие годы затаившая злобу, мстила. Теперь же в ужасе тряслась: «а вдруг узнали?» Она не пошла на работу, лежала на куче тряпья, обдумывала — куда податься?

Николай Иванович связался с соответствующими работниками, показал кому нужно обрывок бумаги с подписью «Маша», попросил помощи в розысках и сам повел кропотливую работу.

Найти, во что бы то ни стало найти Машу, которая писала в Москву женщине, проживавшей в городке под фамилией Могилевская.

В военкомате Могилевская действительно получала деньги по аттестату от мужа. Но, оказывается, деньги выдавались ей по паспорту без прописки, прописана Могилевская Софья Семеновна здесь никогда не была.

А Елена Примак была прописана? Такой тоже не значилось в паспортном столе. Работники этого учреждения признались, что многие эвакуированные жили без прописки. Если нужно непременно найти Могилевскую и Примак, то лучше всего — посоветовали ему — расспросить жителей в предполагаемом районе жительства этих гражданок.

«В каком, к черту, предполагаемом? — хотелось крикнуть Николаю Ивановичу. — Знал бы я этот «предполагаемый». Выходит, арестованная ловко заметала следы. Ее корреспондентка Маша, может, не столь продувная бестия», — думал он, и ходил, знакомился, расспрашивал всех, носящих это имя.

На второй день приезда он попал на донорский пункт, которым заведовала, как ему сообщили в райздравотделе, «самая старшая медсестра, почти врач» Мария Соломоновна.

Пункт помещался в домике, похожем на обыкновенный жилой — маленьком, трехоконном, с лавочкой у ворот. Внутри все блистало чистотой, пахло медикаментами, и Николай Иванович — человек от роду здоровый — от подобной обстановки слегка даже оробел.

Мария Соломоновна вселила в него надежду, она могла переписываться с Могилевской.

— Вы из Москвы? — воскликнула она при знакомстве. — Чудесно. Я вас замучаю расспросами. Там у меня полным-полно родственников. И, поверьте, о каждом хочется знать.

Она не имела времени сразу побеседовать с приезжим — на пункте был «час-пик», она принимала новичков. И Николай Иванович сидел, ждал.

Веселой стайкой вошли девочки — ученицы старших классов. Самая крепкая из них, розовощекая толстушка озиралась с опаской. Девочки вызвали из кабинета заведующую.

— Мы нисколько не боимся. Мы готовы и горды отдать свою кровь защитникам Родины, — произнесли они заученные, невидимому, слова с таким искренним чувством, что у Николая Ивановича озноб прошел по телу.

— А вот она, — продолжали девочки, указывая на румяную товарку.

— Если ты боишься — не надо, — сказала Мария Соломоновна. — Ты подумай, как будет недоволен тот раненый, кому пойдет твоя кровь. Кровь трусихи. Он-то ведь пролил в бою, защищая тебя, кровь храбреца.

Старушка не только справляла свои обязанности, она разъясняла каждому приходящему, что на донорском пункте ценится лишь кровь патриотов.

Николаю Ивановичу Мария Соломоновна не оказалась полезной. Нет, у нее в Москве не было ни родных, ни знакомых Могилевских. Она никогда не подписывалась «Маша», всегда «М. Певзнер», и, наконец, у нее был совершенно другой почерк.

Николай Иванович продолжал поиски. Он побывал в школах, швейных мастерских, на моторостроительном заводе.

На заводе ему рассказали о деле, взволновавшем руководство. С фронта, из авиационной части пришел сигнал: некоторые моторы с их заводской маркой не выдерживают и сотой доли положенного им века — катастрофически изнашиваются.

— Налицо вредительство. Это вам ни какая-нибудь Маша. Так-то, юноша, — назидательно закончил разговор с Николаем Ивановичем начальник секретного отдела.

Срок командировки москвича подходил к концу. С еще большей настойчивостью он продолжал, казалось бы, бесплодные поиски.

Маша Попова выздоравливала медленно: она потеряла так много сил, что теперь почти целыми днями лежала в постели. Выздоровление могло затянуться, если бы в один прекрасный день она не получила весточки с фронта.

Маша спала, когда сестра принесла письмо, и та не решилась ее разбудить. Проснувшись, Маша долго-долго глядела на конверт со штампом полевой почты, лежавший на одеяле. Адрес был написан рукой Андрея. Сначала Маша подумала, что она все еще продолжает спать, и, боясь нарушить это сладкое видение, не решалась взять конверт. Потом она осторожно повернула голову к окну и увидела знакомую до мельчайших подробностей улицу: линию одноэтажных домов, дорогу, по которой медленно двигалась колонна тяжело груженных машин, крытых брезентами. Пробежал мальчишка, — одно ухо солдатской ушанки стоит торчком, другое весело скачет в такт движениям мальчика. Из яслей напротив вышла женщина и остановилась на крыльце, ожидая кого-то.

Да нет, это не сон! Маша поспешно схватила конверт и распечатала его. Сначала ничего не могла понять: буквы, буквы, рукой Андрея писанные крупно и аккуратно, со старанием. А из букв никак не получались слова. Маша отложила письмо, закрыла глаза и перед ней встал ее любимый. Такой, каким она его видела последний раз перед разлукой: немного грустный и взволнованный. Должно быть, от волнения он все время поправлял на лбу волосы, хотя они были в полном порядке. Милый Андрюшка!

Маша открыла глаза, начала читать. Письмо было просто замечательным, — ласковым, полным любви. Чудак, мог бы не оправдываться: разве она не понимала, что на фронте бывают и такие времена, когда не только письма написать — воды некогда напиться.

Большую радость доставила Маше и приписка, сделанная капитаном Осокиным. Капитан хвалил Андрея за умение и знания, за то, как он бережно и любовно относится к технике, которую производит для фронта она, Маша.

Весь день Маша находилась под впечатлением письма Андрея, у нее было такое настроение, что все казались преотличными людьми.

К вечеру в палату зашел какой-то неизвестный молодой человек, тоже очень славный. Ему дали слишком короткий халат, вроде кацавеечки, и он все старался натянуть его на колени, когда сел около Машиной постели.

Он представился:

— Николай Иванович.

Маша ждала, что он скажет дальше, и думала — почему это дали такой смешной халат?

— Я пришел в неудобное время, — извинившись, сказал Николай Иванович. — Но я обещал разыскать вас, Маша, во что бы то ни стало.

— Да зачем же было мучиться? Все, наверное, знают, что я в больнице. Вы новый комсорг цеха? Мне девушки говорили, что новый комсорг собирается прийти.

— В том-то и дело, Маша, что я не сразу узнал ваш настоящий адрес. И, кроме того, еще возможна ошибка.

— Ничего не пойму! Говорите вы какими-то загадками. Да откуда вы?