Елизавета Иванникова - Складень

Таит октябрь, обжигая светом,
Всплеск колокольный в горней глубине,
Звезду в колодце, яблоко меж веток
И замысел Господний обо мне…

Под звёздным покровом,
Как встарь, устремившись вперёд,
Флотилия «Слово»
По рекам российским плывёт.

Плывёт среди ночи
То белым как снег кораблём,
То баржей рабочей,
Нагруженной чёрным углём.

Пустившие корень
Церквушки – по берегу – в ряд,
Со всех колоколен
Вселенскому слову звонят!

Оно – просторечно,
Вдали от великой реки,
Рождается вечность,
Питают его родники.

Просторное лоно
Теченьем несёт не спеша,
Лодчонкой смолёной
Качает его в камышах.

В затишье затона,
Где встал на колени народ,
С чудесной иконой
Молитвенно слово плывёт.

Чтоб явленной снова
Затопленной родине – быть!
Флотилией «Слово»
Над бездной забвения плыть.

Коль время сурово,
На помощь себе испроси
Соборное Слово –
И парус, и якорь Руси!

Простой и улыбчивый с виду,
Суровую латку вины
Носил в своей памяти Свидров –
Солдат отгоревшей войны.

С налитого славой экрана,
С полей отвоеванных стран
Война его всё окликала,
И он отзывался: «Иван»…

И долго средь длинного списка,
Иные застав времена,
Была на груди обелиска
Фамилия Свидров видна.

Стеснялся он выпавшей роли,
Меж «вечно живыми» теснясь,
Совсем как несдавшийся «Ролик» –
Поддерживать с битвою связь.

И нынче представить непросто,
Что в омутной яме огня
Жил верою Людников остров
В пришествие судного дня.

Сам Людников выжил нежданно…
А встретятся в праздник друзья:
– Мы оба с тобою Иваны, –
Посмотрят друг другу в глаза.

Пока дух Победы весенней
Не выжег в стране суховей,
С охапкою мокрой сирени
Спешит он к могиле своей.

Весь в отзвуках взрывов неслышых,
С лежащей на сердце виной,
Меж миром живых и погибших
Последний геройский связной…

Кого не сватала Европа,
В освободители маня?!
Но вырос в Сталинграде тополь,
Боец на линии огня.

Он вырос с той же силой духа,
С которой каждый павший свят!
Седины – тополиным пухом…
А он по-прежнему солдат!

За ним Москва и Севастополь,
И в самой гуще мирных дней
Несёт военный комплекс «Тополь»
Всю славу наших тополей!

Для тех, кто сегодня беспечен и молод,
Был раньше на Волге сиреневый город,
С сиренью любил он встречать и прощаться,
В сирени тонули его танцплощадки.
И счастье сияло в лучистой сирени,
Где вечно звучат соловьиные трели.

О, русские наши степные равнины,
Как быстро на вас вырастают руины,
И призрачны хрупкой сирени преграды,
Ей выстоять надо среди Сталинграда
И, путь до рейхстага проделав неблизкий,
Потом отдыхать на груди обелисков.

Меняя сирень на солдатскую каску,
Победа свершилась на светлую Пасху,
А город, военную славу изведав,
Теперь салютует сиренью Победы!
Он в солнечный май погружаясь, как прежде,
Опять зарастает сиренью Надежды.

Сплетение ветра, и света, и тени –
Покров из живой сталинградской сирени,
Сирени, завещанной памятью братской,
Сирени рассветной, святой, Сталинградской…

Хищною птицей в небе кружит
Огненный вихрь Сталинграда,
Бронзовый Гоголь
в воронке лежит
От боевого снаряда.

Ухом приникшим горнюю высь
Слышит в вселенском гуле,
В знобкую бронзу его впились,
Словно пиявки,
пули.

Взору застывшему даль видна
Та, что мы проглядели,
Грязная шляется там война
В Гоголевской шинели.

Станет врагом донской тишины
Тишь украинской ночи,
В трансе мистическом у страны
Окаменеют очи.

Будут на русского брата пенять,
Все постаменты руша,
Завтра кому-то придёт опять
Надобность
в мёртвых душах.

Редкая птица Днепр облетит,
Едкой заросший тиной.
Завтра мы Родину будем делить
С Гоголевской Украиной…

Души внезапно дрогнут струны,
Когда раскрыты створки лет,
Медалей маленькие луны
Победы отражают свет.

Из бездны шкафа, из забвенья,
Костюм парадный извлечен,
И вот от жизни дуновенья
Идет гвардейский перезвон.

В послевоенном Сталинграде
Тот звон мне слышался окрест,
Он на торжественном параде
Военный заглушал оркестр!

Кто знал духовные законы?!
Как знамя, павшее из рук,
Те затухающие звоны
Подхватит колокольный звук!

Любите Родину, любите!
Пусть вечный крошится гранит,
Всю поднебесную обитель
Святая звонница хранит…

Дом, где прошло младенчество моё, –
Он, словно пристань волжская, отчалил,
Над ним завис замедленный полёт
Парящих над седой волною чаек.

Вся молодость родителей моих
Печалью заросла воспоминаний,
И звон посуды праздничной утих,
И нежный холод утренних вставаний.

И только в снах всё живо и светло,
Душа смиреньем хочет насладиться,
Она стучится в прочное стекло
Замёрзшим клювом залетевшей птицы.

Как сердце… Но приходит новый день,
Он свеж и полон смысла и желаний,
Сердечная его пугает лень
И тёплая постель воспоминаний.

Нет ничего нежданней дней таких,
«Проснись», – зовёт испуганный сынишка,
Вернусь я в дом родителей моих,
И это будет просто, даже слишком…

Дыханьем горестного взрыда
Пришла волна большого взрыва!

За кухонною занавеской
Предновогоднего двора
На крышу стая взмыла резко,
И закричала детвора.

В кастрюльке с детской кашей манной
В тот миг свернулось молоко,
И горем, вспыхнувшим нежданно,
Год прожитой заволокло.