Елизавета Иванникова - Складень

Дни с предельной бегут частотой,
И рифмуется снова «учитель»
Всей сердечной своей чистотой
С вразумляющим душу «Спаситель».

Значит, годы сгорают не зря
До мизинчиков жарких огарков,
Арзамасская стала земля
Светлой родиной трёх Патриархов!

…И треснул купол неба мрачный,
И вздрогнула земля под ним.
Осколком острым и прозрачным
Вошёл в неё Иерусалим.
Не опалим пасхальным светом,
Хранит земной нагар чудес,
И все века на месте этом
Жив кровоточащий порез.

Сиянье неба становилось гуще
И пролилось восторгом через край,
«Мы возведём тебе, Господь, три кущи», –
Сказал Илия, верующий в рай.

И вот стоят три кущи на вершине,
Три скромных, словно в детстве, шалаша.
Так почему от века и доныне
К ним бесконечно тянется душа?!

Томится свадьба… И невеста в белом
За руку крепко держит жениха,
И выстроилась очередь несмело
За право жить без пятнышка греха.

Но отрешённость синего Фавора
Паломники достигнут без помех.
Везут их мусульманские моторы
Дорогой, уползающей наверх.

Пускай ты не в чести и не в фаворе,
Вздох Илии достиг твоих ушей:
Есть утешенье в радости и горе –
Что рай живёт, как прежде, в шалаше.

Не дай душе погрязнуть в сонной хвори,
Обледенеть, как жухлая листва,
Пусть бодрым духом новогодней хвои
Одарит нас сиянье Рождества.

Крещенья святость богоданна…
И с каждым годом всё видней
Разлив вселенский Иордана,
Святые камешки на дне.

Мир наш,
ослепший от зла и насилия,
Ждёт ли прозрения он
Так, как младенчика руконосимого,
Веруя, ждал Симеон?!

В этот искренний день испрошенья
Терпеливой и мудрой любви
Со слезами мы молим прощенья
За греховные мысли свои.

Он здесь, в Вифании, скончался…
В пещерную мы опустились глубь,
Скорбящий пламень рук и губ
Насквозь промокших стен касался.

И стал земной порог не страшен,
Господь наметил путь спасенья,
Живот и мира воскрешенье,
Так укреплялась вера наша…

Господень вход в Иерусалим,
Небесный хор звучит над ним,
У нас озвучил вечер кроткий
Пушистые на вербах нотки.

Любовь и молитва – оружие наше,
Светло ими День Воскрешенья украшен,
А сердцу привидится зарево рая,
В котором всё зло на земле догорает.

И в этот чудный день весенний
Никто из нас не помнит зла,
И ждём Христова Вознесенья,
Как ждём небесного тепла.

Всё в жизни земной непременно устроится,
У нас есть святая небесная Троица!
И праздник, где солнце, играя, лучится,
И Церковь,
где можно за всех помолиться!

Был Пётр – рыбак,
а Павел – мытарь.
Их путь, страданьями умытый,
Един в ученье, данном свыше,
Как два столпа небесной крыши.

Когда горючие мгновенья
Вплетаешь в траурные дни,
Ты вспомни таинство Успенья,
Как встречей радостны они!

Сквозь Богородичную пряжу
Сентябрьский проникает свет,
Марии Рождеством наряжен,
Весь Новый светится Завет.

Нам этот день дарует неспроста
Небесного с земным пересеченье,
В душе твоей – Воздвиженье креста,
А в кающемся сердце – искупленье.

Скрывает холод вечности суровой
Покров твой, Матерь, головной платок,
Храня тепло отеческого крова,
И первый снег, и вечности глоток.

Жизнь полной смысла может оказаться,
И каждому мгновенью будешь рад,
Когда тебя иконою Казанской
С любовью в этот день благословят!

Твой монастырь во славе не остынет,
Он в прокалённой высится пустыне
И достигает ангельских высот,
И путь к нему – путь утолённой жажды,
Испитой верой в Господа однажды,
Дающей силу тем, кто ввысь идёт!

У нас на Руси нет вернее заботника
О всех, кто в беде, Николая Угодника.
Молитва наполнится тёплой заботой
В душе, ощутившей предвечность полёта.

Всё ярче Вифлеемская звезда,
Искристее снежинок белый танец,
И сердце разгорается тогда,
Как Рождества младенческий румянец.

Белая ночь! И сады выкипают,
Лёгкую пену с них ветер сдувает.
Над головою, на уровне крон,
Старый, как сад, нависает балкон.
Богу молилась, песню ли пела
Здесь, на балконе, девушка в белом.
Кто же затеплил в ней, в чистой тиши,
Церковь домовую спящей души?
…Так обретала свои очертанья
Белая ночь моего подсознанья.

Сад мой задёрнул зелёные шторы,
Миром закончились детские ссоры,
Выдохлась радость от скромной зарплаты
В трудных заботах мамы и папы.
Ветер задул золотой фитилёк,
И колыбельный заснул флигелёк.

Тихо вдоль лунной дорожки сидят
Тройка котов, отпевающих сад.
Век отслужив незапамятный свой
С трудной, крутой на расправу судьбой.
Жив фитилёк в самодельной лампадке,
Сердце томится в безвременье сладком.

Сны мои нынче печальней и проще:
Дедушка бреется в кухне на ощупь,
Бабушка тешит усталое сердце
Горкою блинчиков на полотенце.
Братец мой милый решает задачу.
Снится мне счастье, пока не заплачу…

Мимо пристаней – сквозь города
Волга вдаль уносила года.

Не по воле того, кто сильней,
А по слезной дорожке своей.

Глубину ненаписанных строк
Штопал лунной иглой катерок.

Он сшивал черноту с синевой,
Гладь газона с ершистой травой,

Поселковые сны лебеды
С часовым механизмом беды.

Мы летим по пролёту моста,
Ещё чистом пространстве листа.

Без помарок, в сиянье огней,
В многоточье слепых фонарей.

Но чему объяснения нет –
Мостовой шевельнулся хребет.

Прокатилась асфальта волна,
И прогнулась стальная спина.