Владимир Шитов - Один на льдине

А тут в зону приходит неожиданно вор в законе. Дубиняк Андрей львовский жид или полужид, и у него "пятнашка", четыре года из которой он отбывал не то во Львове, не то в Киеве. И он вливается в нашу "семью". Очень активный парень, и деньги у него есть, и, похоже, связи. Он прослышал про мои дипломы и подкатывает как-то утром на рассвете: не можешь ли, говорит, Колек, сделать мне пару дипломов? Почему бы нет - могу. И пишусь на это дело. Через вольного человека передаю Яшке Богатыреву, чтоб ехал ко мне в Конотоп и указываю место, где собака, то бишь дипломы зарыты.

Яшка едет, вгрызается в родную конотопскую землю тупой лопатой, потому что сам тупой. Он выхватывает с добрый - недоброй памяти! - десяток "корочек" и в интимной тишине благоухающего ароматом цветущих каштанов Киева ставит на два из них печати Львовского политехнического института. Потом через того же "вольняшку" передает их мне в зону. Далее события развивались, как течение музыки в "Хорошо темперированном клавире Баха".

Я заполняю корочки нужной информацией и шрифтом "полугост". Этот шрифт стандартен, он практическине подлежит экспертизе. До сих пор помню две фамилии будущих владельцев дипломов: Райтер и Яблонский. Осталось получить по пятьсот рублей за штуку на подставного вольнонаемного, опять же, человека. Прошло не так много времени - с полмесяца, может быть. Я звоню на почту и спрашиваю, не пришли ли деньги. Мне отвечают, что пришли. Все. Уже можно жить. И через две-три недели я оторвусь на поселение, где хоть голод мне не грозит.

Я отдал этому львовскому авторитету дипломы.

И вот отзаседала административная комиссия, отзаседал местный народный суд, и я еду на поселение в душном боксе милицейского воронка. Но какие это пустяки - я очень доволен, я почти счастлив, видя из зарешеченного оконца город Ровно.

Какой же город-то красивый! - в приливе чувств говорю я менту по кличке Ганс?... Он старшина по надзору, он десятки раз брал у меня сувенирные пистолеты-зажигалки, ножи и пр., и у нас были плотные деловые отношения. - Сходи за выпивкой! - продолжаю я, ломаю супинатор в башмаке и достаю оттуда червонец.

Но Ганс упирается: - Туда доедем - там и выпьем!

Я говорю: - Так ты открой хоть дверь бокса! Тут же не сауна, а душегубка!

Ганс, гестаповец, говорит: - Туда доедем - там иоткрою!..

"Да пропади ты!" - думаю. Но пропал то не он, а я.

3

Останавливаемся в городе.

Я еще закрыт от мрачных предчувствий светлым сиянием утра за решеткой. Я уже и самое решетку не замечаю - кто она такая? Коля Шмайс снова на коне и все, что позади, расточается, как дурной сон. И все же я спрашиваю поганца Ганса:

- Куда это мы приехали?

- Та зайду тут бумаги передам, - отвечает он.

Я читаю через окошко золотые по черному буквицы. Они складываются в страшные слова: "ПРОКУРАТУРА РОВЕНСКОЙ ОБЛАСТИ". Тут же этот иуда Ганс исчезает, а вместо него появляются трое "цветных" со словами: "Выходи!" - и ведут меня в застенок.

Все мое существо, как писали некогда в душещипательных романах благодушные сочинители, отказывается верить в случившееся и что-либо понимать.

- Это что: шутка такая? - говорю я, не найдя вопроса поумней. Только кровь шумит в ушах и ощущение, что закладывает уши, как ватой.

- Раздевайся...

- А где барышни? - пытаюсь я шутить, но меня раздевают догола: шмотки в одну сторону, котомка - в другую. Зовут понятых. Ганс тут же сопит и щурится, как сытый кастрат-котяра. Рвут на моих глазах брюки, выдирают супинаторы из обувки. Находят червонец, "находяи".

- Ганс, - говорю я, еще в шоке, - это что такое? - Нашел у кого консультироваться.

Ганс потупил взор и говорит, как второгодник: - А чё? Я ничё... Все нормально...

И ведут меня к прокурору в рваных штанах и раскуроченных ботинках.

Прокурор мне сразу говорит:

-Николай Александрович, рассказывайте все, как на духу. Расскажете все, как есть, - получите срок меньше, будете запираться - отмотаем по самый максимум. Выбирайте, вы ведь неглупый человек...

- Да я, гражданин прокурор, не знаю, о чем речь! Честно становлюсь на путь исправления, еду на поселение и вдруг - бац!..

- Бац... Ганс...- со скукой, разлитой по всему своему облику и кабинету, перебивает меня гражданин начальник, открывает папку, и я вижу в ней два диплома на фамилии неких недоучек Райтера и Яблонского. А к ним приложены показания этого львовского жульмана.

- Тэц... Бэц... - продолжает прокурор, берет показания и зачитывает:

- "...Попав в зону... твердо решив встать на путь исправления... я узнал, что есть человек, который имеет на продажу корочки дипломов и, выйдя на поселение, станет продавать их, нанося урон... системе высшего образования страны и вследствие этого - всему народному хозяйству..." и так далее, etc.

Оказалось, что этот львовский - агентурный осведомитель, завербованный на тюрьме и подброшенный, как кукушонок, в нашу "семью" специально под меня.

И не то, чтобы мне стало легче, когда прояснилась неопределенность возникшей коллизии, а вернулось привычное чувство протестного сопротивления - стихия. Еще раз повторяю, что когда тебя гонят вниз, то единственный выход - уходить наверх, используя все зримые и незримые свои силы.

А в зоне - шмон. После моего отъезда, якобы, на поселение мой барак перевернули вверх дном - искали "канцелярию" и "учебную часть". Поскольку экспертиза не подтвердила факт наличия моего почерка на дипломах, нужны были сами "корки" и печати. Несколько человек знали, где я кое-что припрятал. Например, Н. Хоминец, по кличке Коля Кинг, серьезный жулик из моего Конотопа, но он меня не сдал.

Снова рыли землю и осушали болота в Конотопе. Снова мама терпела позор. Опросили всех моих старых знакомцев - тишина. Один Яшка Богатырев, издохший недавно в Америке от рака легкого - сигар, видите ли, ему захотелось - стукнул, что через незнакомых людей поступало к нему предложение из зоны от Михалёва. Но он, иуда, якобы, при всем желании не мог выполнить эту просьбу, поскольку никаких дипломов и в глаза не видел отродясь.

И что в итоге имело следствие? Два диплома, которые оказались в оперчасти неизвестно как, и показания их агента, стукача, наседки, да дипломы на вымышленные имена. Даже по закону подлежали наказанию лишь те "деяния, которые влекли за собой незаконное освобождение ...от каких-то обязанностей или незаконно дающие дополнительные права". Кому и какие права я дал? Несуществующим в природе людям? Именно это позже и отметит адвокат.

А меня везут в СИЗО Ровенской области, когда до конца отбытия трехлетнего срока остается девять месяцев.

И этого львовского "вора в законе" тоже привозят.

А мне перестукивают из камеры: "Колюня, менты его сами опустили, башку разбили и хлоркой посыпали, руку или ногу выломали". Не скрою, это слабое, но утешение. Потому, что раскрутка идет; в Конотопе, в Киеве, в Москве следствие собирает все старые приговоры, они ищут ниточки, которыми шьются дела. Я сижу в СИЗО еще в пределах старой санкции, срок нового следствия кончается, а дело не вытанцовывается.