Анатолий Чехов - Чёрный беркут

Это беспокоило Флегонта. Он, конечно, не Кандыба — напролом не лез, действовал хитрее. Часто заходил к вдове, молча часами сидел в комнате, приносил подарки. С неумолимым упорством, добрый десяток лет шел к цели.

Якову и теперь неясно было: то ли правда Флегонт любит мать, то ли он из гордости решил костьми лечь, а на своем настоять!..

Разные мысли одолевали Якова. Особенно волновало известие о Лозовом. Значит, Василий Фомич здесь, бывает на Даугане, приезжает на могилу Григория Кайманова и своего брата. Какой он? Узнает ли его, Якова? Как они встретятся? Прощаясь, комиссар повторил памятные слова: «Никакой пощады, Яша, всей этой белой сволочи. Ты пожалеешь — тебя не пощадят».

— С Василием Фомичом обязательно встретишься, — проговорил Карачун. — Он у нас комиссар, на заставах каждую неделю бывает. Ну а с тобой-то что дальше было?

— Дальше?.. А дальше, когда белых выгнали, стали мы снаряды возить... Снарядов после них осталось — прорва! Для сбора их мобилизовали всех мужиков из Лепсинска, Учерала, Талды-Кургана. За обещанную десятину земли и я таскал их вместо богатого казака Семибратова. Потом на мельнице работал. В двадцать четвертом мотался с продотрядами. Зимой брусья тесал: три бруса для хозяев, четвертый — для себя. На хлеб и картошку менял. Был и переводчиком у изыскателей на Турксибе. Озеро Балхаш они исследовали. Один раз чуть не утонул там. Был потом сапожником. Ну а как женился, в родные места потянуло, вот и приехал...

— Да, парень, хватил ты горячего до слез по самые ноздри, — заметил в раздумье Карачун. — Закалку добрую получил... Ну что ж, посидели у костра, пора и честь знать. Воры в наших краях ночью ходят. Ловить их надо тоже ночью. Шевченко, Аликпер, Бочаров! Пойдете на развилку к трем отщелкам, на стык с участком заставы Пертусу. Нам с тобой, Яша, вон на той сопке перекресток тропинок охранять.

Кайманову не хотелось уходить от костра: слишком захватили его воспоминания. После прогулки верхом да сытной еды неплохо было бы выспаться. Но людей у Федора нет, каждый пограничник на счету. Поэтому даже такой неопытный человек, как он, может пригодиться. Нельзя к тому же упускать случай: кто ему лучше расскажет о пограничной службе, как не начальник заставы. Карачун хочет его старшим бригады содействия назначить. Шутка ли сказать!

— Пошли, товарищи! — скомандовал Карачун. — Ночь хоть и длинная, а на место прибыть каждой группе надо своевременно.

Притушив тлеющие угли и подтянув подпруги у пасшихся тут же лошадей, Аликпер, Шевченко и Бочаров поднялись в седла, двинулись по тропе, спускавшейся в ущелье. Силуэты их растаяли в густевшем сумраке. Из ущелья долго доносился цокот копыт. Яков и Карачун остались одни.

Кайманов поудобнее перехватил винтовку. Оружие с детства волновало его. Отец брал Яшку с собой на охоту, учил стрелять. Он и сам любил поохотиться на горных курочек или диких козлов. Стрелял хорошо, без промаху. Но контрабандисты с винтовками и терьяком — не курочки и не козлы. Здесь уж кто кого. Смогут ли они вдвоем с Федором задержать банду, если придется принять бой?

— Я тебя учить не хочу, сам знаешь: границу охранять, не шашлык жарить, — как бы отвечая на его раздумья, проговорил Карачун. — Думай за врага, как бы ты действовал на его месте. Контрабандисты не только спасают терьяк, но и свои жизни. Им хитрее нас с тобой надо быть. Главное, не давай опомниться, захватывай инициативу и на ту сторону не пускай.

Они поднялись по тропинке на сопку, выбрали место для «секрета» немного ниже гребня, чтобы не маячить на фоне звездного неба. Карачун захватил с собой шинель, Яков — ватную куртку. Нагретые солнцем камни отдавали тепло, но к утру — Яков знал это по опыту — будет холодно.

Расположившись так, чтобы в случае чего можно было стрелять и вдоль ущелья, и вдоль тропы, оба стали «слушать» границу.

Зубчатая тень гор ломаной линией отделяла от земли ночное небо. От этой густой черноты, казалось, ярче горели на небе россыпи звезд. Прислушиваясь к шорохам и звукам ночи, Яков поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, отыскивал знакомые созвездия. Вот она, Большая Медведица. Ручкой ковша повернута вверх, значит, времени не больше двенадцати.

В наступившей темноте Кайманов с нараставшим беспокойством вглядывался в маячившие на склоне тени, похожие на людей. Он давно бы поднял тревогу. Удерживало то, что на эти же тени смотрел Карачун и будто не замечал их. Наконец Яков не выдержал, коснулся его руки, кивнул в сторону склона, спросил:

— Что это?

— Гули-кон, — шепотом ответил Федор. — Вроде нашего иван-чая. Эти метелки я и сам несколько раз за людей принимал.

«Тьфу ты, пропасть! — досадуя на себя, с облегчением подумал Яков. — Как я не узнал гули-кон — телячий цветок? Его метелки в темноте и в самом деле можно принять за идущих по косогору людей».

Яков посмотрел на Федора Карачуна: не смеется ли он над ним? Но тот, казалось, не обратил на его ошибку никакого внимания. Вытащив из кармана две катушки ниток и спичечную коробку, Карачун принялся что-то мастерить.

— Наблюдай, Яша, — сказал он. — Сейчас «систему» налажу, ни один контрабандист не пройдет, обязательно заденет.

Начальник заставы надел катушку на карандаш и пошел вниз по склону поперек ущелья, распуская и в то же время туго натягивая нитку. Кайманов видел, что он пересек едва заметную тропу, потом скрылся в темноте. Через несколько минут Карачун вернулся, размотал еще одну катушку, нитку протянул через тропу. Затем положил перед собой спичечную коробку, сделал из спичек «сторожки», которые при малейшем натяжении протянутых поперек ущелья и через тропу ниток щелкали по коробке.

— Техника хоть и простая, зато безотказная, — пояснил Карачун. — Иной раз лежишь у тропы, своей руки не видишь. Нарушитель в пяти шагах от тебя пройдет, не заметишь. А «систему» наладишь, совсем иное дело: «сторожок» по коробке щелк! Ага, есть! Нитку нащупаешь: куда отклонилась? Если от тебя, значит, к границе кто-то прошел, а к тебе — в тыл...

Протянутая через тропу нитка могла натянуться в любую минуту, извещая об опасности. Кайманов почему-то был уверен, что контрабандисты обязательно придут.

— Ты, Яша, бери все на заметку. Бригадой содействия будешь командовать, пригодится, — шепотом продолжал Карачун. — Обнаружишь след, первое дело — сигнал на заставу. Голубя пошлешь или два выстрела, а трудно будет — гранату взорвешь, когда группа большая и с оружием. Уж гранату-то на заставе услышат. Днем мы для связи костры зажигаем: два костра — если помощь нужна, три — когда дело серьезное. А чтобы побольше дыма было, полынь подкладываем. Иногда для дубляжа специальный наряд на какой-нибудь гребень высылаем. Увидят бойцы сигнал такого спецнаряда, тоже зажигают костер, потом на коней — и галопом к границе. Самое главное — установить давность следа. Для того ты и должен каждую мелочь примечать. Ночью погода равномерной не бывает: то ветерок потянет, то стихнет. Обязательно примечаешь, в какое время и с какой стороны ветер дул. Во второй половине ночи проведешь по прикладу ладонью, а она будто тормозится. Значит, уже села влажная пудра вроде росы — скоро рассвет. Если все эти мелочи помнишь и учитываешь, то, когда след увидишь, картина для тебя сразу становится ясной. Как только разобрался, куда нарушитель путь держит, тут уж не зевай, не мешкай, потому что каждая секунда дорога...