Анатолий Чехов - Чёрный беркут

Логунов улыбнулся:

— Выходит, получил повышение. А я узнал о митинге, решил приехать, познакомиться. Надеюсь, и у нас будут такие же отношения, как у вас с Карачуном.

В ответ Яков промычал что-то неопределенное. «Почему Федор, уезжая, не зашел, не попрощался? Значит, догадывается! Может, все знает? Но от кого? Кто сказал? Впрочем, такой наблюдательный и умный человек, как Федор, догадается и сам. А где Светлана? Уехала ли она с мужем или осталась сдавать дела? Все-таки у нее в поселке медпункт. Или тоже не захотела зайти проститься?..»

Продолжая думать о Федоре и Светлане, он равнодушно смотрел на нового начальника заставы, отмечая про себя, что тот чем-то похож на Федора, то ли жилистой сухощавой фигурой, то ли слегка вздернутым носом и густыми бровями цвета пшеничной соломы. Так же, как и у Федора, обмундирование у Логунова тщательно подогнано и отутюжено. Новенький ремень и портупея поскрипывали, блестя коричневым лаком. Зеркальным блеском сияли начищенные сапоги. Румяный, крепкий, быстрый в движениях, чисто выбритый, он действительно очень походил на Федора Карачуна. Но может, это Якову только кажется. Последнее время он в любом встречном видел Федора, постоянно думал о гневном упреке Светланы. Выходит, и Федор не понимает, что такое любовь? Если он, Кайманов, «тупое животное», то кто же Федор? Что нужно Светлане? Чего она ищет? Что вообще может потребовать женщина от мужчины, кроме верности и силы?

Логунов попросил разрешения выступить перед собравшимися в клубе дауганцами и перевести его речь.

— Давай! — махнул рукой Яков.

С минуту помолчав, ожидая, пока стихнет в зале шум, Логунов сказал:

— Я — новый начальник заставы. Знаю, что в поселке крепкая бригада содействия пограничникам. Знаю по рассказам и председателя вашего поселкового Совета Якова Григорьевича Кайманова, обратившегося к нам с просьбой выделить для колхоза несколько пудов овса и ячменя. Сообщаю, что по ходатайству прежнего начальника заставы Федора Афанасьевича Карачуна командование разрешило выделить вам тонну зернофуража на откорм овец...

Яков, волнуясь и торжествуя, перевел эту фразу на курдский и азербайджанский языки, с благодарностью и каким-то щемящим чувством подумал: «Все-таки сделал Федор, несмотря ни на что сделал».

Гулом одобрения встретили дауганцы это сообщение.

— И еще одно дело, — продолжал Логунов. — Поскольку мы с вами соседи, и вода нам так же нужна, как и вам, кяризы будем чистить вместе. Обещаю, что все свободные от нарядов пограничники до конца работ — ваши помощники.

Ну что ж, дружить так дружить! Якову не хотелось остаться в долгу перед новым начальником заставы да и поселку было крайне необходимо то, что он задумал. Сейчас самое время высказать мысль, которая возникла у него еще тогда, когда он вместе с «базовцами» ходил выручать Дзюбу прямой дорогой на Асульму. Неприступны горы вокруг Даугана, но если человек приложит руки, то и скалы отступят, откроют прямой путь к горным пастбищам, раскинувшимся вдоль самой линии границы.

— Братцы! — поднялся Яков. — Мы с вами все друзья пограничников, а они — наши друзья и помощники во всех делах. Есть у меня еще одно предложение. Выполним его, одним ударом двух зайцев убьем. Надо сделать тропу там, где мы лезли напрямую, когда искали Дзюбу. Сделаем, будем скрытно и быстро, не слезая с коней, подниматься на Асульму. Ни один бандит не увидит, когда и куда пошли наши наряды. Тропа пересечет шесть, а то и все восемь самых ходовых троп контрабандистов. От самого Даугана пройдет по отщелкам да сопкам, а там один крутой подъем и — вот она, Асульма!

Он перевел все, что сказал, на русский язык для Логунова. Тот сразу оценил предложение, оценил и то, насколько хорошо председатель поселкового Совета знает участок заставы.

Большинство нарушений происходит на левом фланге участка. Движение нарядов по линии границы до сих пор демаскировано. В некоторых местах маршрут проходит прямо по хребту. Приходится преодолевать тяжелые подъемы. Тропа, которую Яков предложил сделать проходимой для лошадей, сократит время движения нарядов на полтора — два часа. Прокладывать ее удобнее всего по южным карнизам, где снег и лед стаивают быстрее.

Зная теперь, о чем идет речь, Логунов внимательно наблюдал, как жители поселка воспримут предложение председателя.

— Это — один заяц, которого мы убьем, — продолжал Яков. — Сделаем тропу проходимой для ишаков и верблюдов, поставим в горах пресс, будем сено прессовать и с Асульмы тюками спускать. Вот вам второй заяц. А сено, сами знаете, главное наше богатство. Сеном и дровами только и отмахаемся от долгов. Что осенью не вывезем, заскирдуем, весной увезем. Весной овцы и коровы дадут приплод. Сена потребуется еще больше. Так что, как только закончим с кяризами, снег сойдет, сразу и за тропу возьмемся. Дело нужное.

На этом митинг закончился. Все вышли из клуба, но долго еще не расходились, обсуждая предложение Якова. В это время донесся знакомый стук колес. Из-за поворота дороги, скрытого глинобитным домом, показался медицинский возок, на облучке которого сидела Светлана рядом с сопровождавшим ее пограничником. Едва подъехав к клубу, она соскочила на землю и, расстроенная предстоящей разлукой с людьми, к которым привыкла за время работы здесь, радушно отвечала на их приветствия, еще не замечая стоявшего вполоборота к ней Якова.

Он почувствовал, что бледнеет от напряжения. Логунов с удивлением посмотрел на него, не понимая, в чем дело. Совсем близко показалась физиономия Барата. Почуяв неладное, Барат быстро оглянулся, соображая, как помочь Ёшке. Он смотрел своими выпуклыми, масляными глазами на Светлану, причмокивал красными губами, прятавшимися в черной бороде, и никак не мог ничего придумать. Выручил Барата толстяк Мамед Мамедов:

— Что ты, Барат, все смотришь и смотришь на доктора? — сказал он по-курдски. — Все равно тебе в медпункте чаю не дадут.

— Ай, Мамед, — тут же возразил Барат. — Когда конь идет по дороге и видит замечательный клевер, он знает, что ему не дадут, а все равно смотрит.

«Чтоб тебя разорвало с твоими остротами», — подумал Яков. Но Барат отпускал шуточки на курдском языке. Ни Светлана, ни Логунов его не понимали, зато все остальные отлично разобрались, в чей огород камешки. Яков, чтобы не выдать себя, до боли стиснул зубы.

— Хороший хозяин, — глянув на Барата, сказал он, — того коня под пузо кнутом, чтоб про клевер и думать забыл, а как надо телегу вез.

— Ай, Ёшка, ай, дугры! Ай, правильно! — воскликнул Барат. — Приходи, дорогой, ко мне. Для хорошего коня самый лучший кнут выберу, от всех болезней лечит!

Снова — веселый смех.

Надо было как-то объяснять это веселье.