Дэвид Игнатиус - Эскорт для предателя

Чтобы скоротать морозные московские ночи, они решили вместе смотреть кино. Старые фильмы с Кэри Грантом, французскую классику, Жана Ренуара и Франсуа Трюффо. Когда могли найти кассеты, то смотрели и «Монти Пайтона», и «Роки и Бульвинкля». Для Гарри это стало настоящим открытием. В Вустере он вырос на таких фильмах, как «Буч Кэссиди и Сандэнс Кид».

Уинклер блистал. Все в московской резидентуре считали, что ему везет в делах, правда, никто не мог точно сказать, в каких. Но ему завидовали, особенно его британские коллеги. Никто не любит людей, достигших успеха в столь молодые годы. Гарри тоже стал своего рода звездой. Сам директор Управления поблагодарил его после встречи в Гондурасе. Он любил людей, знающих, что такое месить грязь сапогами, и лично назначил Паппаса в московскую резидентуру, чтобы иметь там настоящего оперативника, а не примадонну из программы стажировки.

Гарри сделал именно то, что хотел от него старик. Он встряхнул московскую резидентуру до основания, так что там наконец-то снова принялись за настоящие операции. Разработал новую тактику действий, начиная с самых простых. Срыв слежки КГБ. Проверка радиоканалов. Подбор хороших мест для заброски контейнеров. Один раз ему даже довелось вместе с Эдрианом работать с агентом, которого британцы и американцы завербовали в Германии. Для человека, только что вернувшегося из джунглей Никарагуа, с настоящей войны, риск, связанный с вербовкой агентов в Москве, выглядел пустяковым.

Молодые офицеры подстраховывали друг друга. Конечно, не предполагалось, что они должны это делать, но ЦРУ и британская Секретная разведывательная служба были «кузенами», и получаемая ими информация рано или поздно попадала в одни и те же руки. «Вот и отлично», — подумали Гарри и Эдриан. Когда Паппасу приходилось уезжать на операцию, Уинклер приглядывал за Андреа и Алексом. В другой раз Гарри делал то же самое, присматривая за Сьюзан и девочками.

У Уинклера не было сына, и он по-отцовски относился к Алексу. Когда ему наконец пришлось покинуть Москву, Алекс звал британца не иначе как «дядя Эдриан». Каждый год Уинклер присылал ему подарки на Рождество, и это всегда были книги. Сначала приключенческие, такие как «Капитан Кураж» и «Горацио Хорнблауэр», а потом — документальные истории о настоящих войнах. Это было все, что интересовало Алекса помимо спорта.

Когда Алекс погиб, Паппас и Уинклер были там же, в Ираке. Они возглавляли резидентуры разведок, в которых продолжали работать. Горе стало общим. Они воочию наблюдали, как развивается эта катастрофа, основанная на ужаснейших ошибках, лихорадочно пытались сделать хоть что-нибудь, чтобы остановить это, и не смогли. Но в день гибели Алекса эта проблема перестала быть вопросом государственной политики. Услышав страшную новость, Паппас отправился в полуразрушенное здание, в котором сидели Уинклер и его сотрудники, поблизости от дворца, где размещалась резидентура ЦРУ. Там он разрыдался. «Это я виноват, я…» — только и мог повторять он.

Уинклер молча сидел рядом. Ему не было дано испытать подобной трагедии. Он отвез Паппаса в международный аэропорт Багдада и посадил на самолет, отправив домой, к Андреа. Ему никогда еще не доводилось видеть человека, настолько убитого горем. Спустя несколько дней, когда тело Алекса привезли в Дувр, Уинклер прилетел в Вашингтон, чтобы опустить гроб в землю. С этого дня для друзей изменилось все.

Паппас встретился с Уинклером в стерильной штаб-квартире Секретной разведывательной службы на Воксхолл-кросс, у набережной Принца Альберта, на южном берегу Темзы. Уинклер стал большой шишкой — начальником штаба. Возможно, это была последняя ступень на пути к должности главы ведомства. Паппас поднялся на лифте на последний этаж, где находился кабинет Уинклера, следом по коридору за кабинетом сэра Дэвида Пламба, царственного рыцаря, носителя известной во всем мире монограммы «С». [7] Первым директором Секретной разведывательной службы был капитан сэр Джордж Мэнсфилд Смит-Камминг, его часто называли просто Смит, в корреспонденции он обычно подписывался одной буквой «С». Позже это стало традицией, и все последующие главы британской разведки обозначаются этой буквой. В коридоре стояли внимательные молодые люди в пестрых рубашках в полоску, которые сразу же заметили появление американского посетителя.

Уинклер проводил Паппаса к себе в кабинет и закрыл дверь. Стены были украшены африканскими масками и копьями, что могло бы показаться странным, не знай Паппас, что Уинклер родился и вырос в Уганде. Он жил на ферме в буше до тех пор, пока не погиб его отец. Родственники устроили его в частную школу Регби, а потом он получил стипендию в колледже Тела Христова в Кембридже. Университетские педагоги обратили внимание на его умение бегло изъясняться на нигерийских и конголезских диалектах, бытующих в Уганде, а в те времена преподаватели нередко выступали в роли вербовщиков СРС. Кроме того, было очевидно, что это молодой человек, в жизни которого катастрофически не хватает отцовской фигуры. Так что он был готовым кандидатом в сотрудники.

Из кабинета Уинклера открывался вид на Темзу, вокзал Виктории, Пимлико, Вестминстерское аббатство и Парламент. Указав Паппасу на диван, Уинклер пододвинул стул и сел. Шеренга зданий Уайтхолла, здешний правительственный квартал, виднелась позади стоящих на набережной зданий в миле отсюда.

— Выглядишь так, будто тебя переехал грузовик, — сказал Уинклер.

Это было правдой. У гостя набрякли мешки под глазами, а кожа его была нездорово бледной.

— Целую ночь в самолете. Думал, смогу напиться и заснуть, но не получилось, — ответил Паппас.

Он слишком устал, чтобы просто болтать, да и не хотел оставлять пауз в беседе, чтобы воспоминания об Алексе не придавили его с новой силой.

— Сделай мне одолжение, Эдриан. Я надеялся на серьезный разговор, поэтому и прилетел лично.

— Я всегда готов к серьезному разговору с тобой, Гарри. Это стало одним из моих правил. В чем дело?

— Иран.

— Отлично. Тема недели. Иран, почему бы и нет?

Гарри запрокинул голову, словно заново изучая своего старого друга, а потом подмигнул.

— Только между нами. И Пламбом, естественно. Больше никто не должен знать, пока мы не дадим на это разрешения. Это приемлемо?

— Нет. А у меня есть выбор?

— Ни малейшего. Если дело получит огласку, я лично позабочусь о том, чтобы ты до конца дней своих не получил ни одного секрета из рук Дяди Сэма.

— О боже! Звучит угрожающе. Итак, Иран. Чем мы можем помочь?

— Сколько у вас людей в тегеранском посольстве?

— Один.

— Я думал, двое.

— Нам только что пришлось отозвать одного из них. У его жены внематочная беременность, женщина едва не умерла. Он скис и попросился домой. Боюсь, его дни на службе сочтены. Жалко. Он очень хорошо знает языки.