Владимир Царицын - Уфолог

- Прости, - вновь попросила прощенья Пелагея. – Я не хотела тебя обидеть…. Я буду сосиски. У тебя кетчуп есть?

- Кетчуп? – Макс почесал макушку. – Кетчупа нет, есть горчица.

Они ели сосиски с засохшей горчицей, зеленым горошком и черным Бородинским хлебом и запивали еду яблочным соком.

- А почему ты говоришь об Альбине в прошедшем времени? – вдруг спросила Пелагея. – Ты думаешь, что будущего в ваших отношениях не будет?

- Будущее это то, о чем мы ничего не знаем, - философски заметил Макс.

- Значит, ты все-таки надеешься на продолжение ваших отноше-ний?

Макс отрицательно покачал головой:

- Машка выходит замуж. Кажется, я тебе об этом говорил… А слово «замужняя» означает для меня «неприкасаемая».

- Но ведь ты ее любишь?

Макс кивнул головой и радостно подумал, что этого слова он не произносил, за него его произнесла Пелагея. И тут же подумал еще: «Да, дружище Макс, кушетка психоаналитика тебя заждалась».

- А она тебя?

Макс задумался.

- Мы никогда не говорили этих слов друг другу, - ответил он через минуту. – Мы не клялись друг другу в верности, да и не хранили ее. Каждый жил своей жизнью. Встречались, когда хотели. И когда было время для встреч. А теперь, когда она уехала…, мне стало чего-то не хватать, чего-то такого, что нельзя заменить другим. И ей, я думаю, тоже… Она плакала, когда разговаривала со мной по телефону, сего-дня днем.

- Значит, она тоже любит тебя, - Пелагея сделала такой очевидный, как ей казалось, вывод. – Но тогда почему? Почему она выходит за-муж за другого?

- Я не могу создавать семью, - ответил Макс. - Мне это противопо-казано.

- Почему?

- Ты задаешь слишком много вопросов.

- Ну, пожалуйста, - не унималась Пелагея, – ответь мне на послед-ний вопрос: почему тебе противопоказана семья?

- У меня наследственность плохая, - брякнул Макс. – В родослов-ной сплошные дебилы, психопаты и сексуальные маньяки.

- Не ври!

- Давай спать. Завтра мне утром на работу. У меня тяжелая физи-ческая работа и я должен отдохнуть и набраться сил. Мне надо много работать, чтобы каждый день есть сосиски с зеленым горошком. Бога-той невесты, которая могла бы меня содержать, у меня нет.

- И у меня нет богатого жениха, - тихо произнесла Пелагея, вставая с кресла и приближаясь к Максу, который тоже встал с тахты. – У меня вообще нет никакого жениха - ни богатого, ни бедного.

Она прижалась к нему всем телом, обхватила его шею руками и глядела, глядела своими азиатскими, чуть раскосыми, жгучими глаза-ми в его глаза. И шептала что-то, Макс не мог разобрать слов, что-то, похожее на молитву или заклинание. Он почувствовал, что у него слегка кружится голова.

- Ты шаманка? – хрипло выдавил он из себя.

- Да, - прошептала Пелагея. – В моей родословной сплошные ша-маны, колдуны и маги…

Утром Макс проснулся от осознания опоздания.

Место рядом было пустым, но еще теплым. Однако ни журчания воды из ванной, ни запаха кофе с кухни до Макса не доносилось. Ноч-ная гостья ушла не попрощавшись. Макс встал и подошел к окну. «Порше», который она ночью припарковала в кармане напротив его подъезда, не было. Его место занял серебристый «Фольксваген» со-седа по площадке.

На журнальном столике Макс нашел записку.

«С наследственностью у тебя все в порядке. Для дебила ты слиш-ком умен. Для психопата излишне уравновешен. А вот сексуальный маньяк из тебя получился бы, в постели ты неистов!

Пелагея.

P.S. Постарайся не потерять ту, которую любишь. Ты всю ночь на-зывал меня Машкой».

Макс грустно улыбнулся. Скорей всего он больше никогда не встре-тит Пелагею. Она ушла, чтобы не вернуться.

Данович остановил свою неприметную бежевую десятку, не доехав с полквартала до приземистого двухэтажного здания старинной по-стройки, расположенного на юго-западной окраине Москвы. Здание было обнесено высоким каменным забором, из-за которого виднелась только зеленая железная крыша с мансардными окошками да верхуш-ки молодых кедров. Над крышей возвышалась огромная тарелка спут-никовой связи. Ворота так же, как и крыша, были выкрашены в зеле-ный цвет. Табличка на воротах извещала о том, что собственность самая, что ни на есть частная, и вход-въезд на территорию строго за-прещен. Под табличкой изображение свирепого цепного пса. На ка-менной прямоугольной колонне слева от калитки ворот торчала кноп-ка звонка, а вверху фиолетово мерцал холодный глаз видеокамеры.

Данович нажал кнопку, отошел на метр от калитки и подмигнул ви-деоглазу. Замок на калитке должен разблокироваться сигналом, пере-данным ему компьютером после того, как изображение человека, стоящего у калитки поступит в базу данных и будет сверено с изобра-жениями лиц, допущенных к посещению этого секретного объекта. Че-рез три-четыре секунды замок щелкнул, и калитка приоткрылась. Да-нович привычно шагнул во двор, охранник в камуфляже вышел из стеклянной сторожки.

- Куда? – коротко спросил он.

- В двадцать шестой, – так же коротко ответил Данович.

Дворик перед домом с зеленой крышей был маленький и ухожен-ный. Данович частенько бывал здесь, и всегда, зимой ли, летом ли, этот дворик был чист, строг и параден, как демобилизующийся сроч-ник. За три года, в течение которых он ни разу не посещал этого заве-дения, здесь ничего не изменилось. Узкая автомобильная дорога ши-риной в одну машину вела к дому и огибала его кольцом. Прямые и ровные пешеходные дорожки были посыпаны хрустким ярко-оранжевым гравием и окаймлены побеленными поребриками. Вдоль забора – молодые кедры, словно солдаты, застывшие по стойке «смирно», охраняющие царящие здесь тишину и покой. По краям не-высокого мраморного крыльца сидели на задних лапах два гипсовых льва с добрыми, сглаженными непогодой мордами.

Предъявив дежурному офицеру пластиковую карточку со своей фо-тографией и кодовым номером, Данович поднялся на второй этаж, прошел по правому рукаву коридора до конца и остановился перед дверью с номером 26.

Кабинет принадлежал начальнику спецподразделения ФАЭТ, ста-рому боевому товарищу Дановича подполковнику Черемных Зиновию Андреевичу, хотя, теперь уже, наверное, полковнику…

Хозяин кабинета вышел из-за массивного стола и двинулся на-встречу. Одет он был в серый гражданский костюм, внешность имел вполне заурядную – лицо неприметное, округлое с небольшими ос-пинками, глаза серые, широко расставленные под белесыми коротки-ми бровями. Губы тонкие, их уголки слегка подняты кверху, даже когда он не улыбался. Но теперь он улыбался и был явно рад встрече. Рос-та Черемных был высокого, но чуть ниже Дановича.

- Рад, что ты снова в строю, Дантист, - сказал он, раскрывая объя-тья. Друзья обнялись.

- Здравствуй Зинка, - сказал Дантист, слегка отстраняясь и рас-сматривая лицо друга. – Ты нисколько не изменился. Разве что немно-го поправился. Или мне кажется?