Владимир Царицын - Осенний лист, или Зачем бомжу деньги

Сидоров встретил Молотилова на улице.

Наступала зима, а одет Альфред Аркадьевич был явно не по сезону: туфельки на тонкой подошве, кожаный пиджачишко в каких-то бурых проплешинах; шарф заменяло не первой свежести вафельное полотенце. Без шапки, волосы короткие, но не стриженые, а будто огнём опалённые. Измождённое лицо покрывала, по крайней мере, недельная щетина. И жжёным от него несло, как от погорельца. Узнать в этом опустившемся человеке прежнего, всегда гладко выбритого, пахнущего дорогим парфюмом коммерческого директора солидной фирмы было весьма проблематично. Сидоров и не узнал бы, не будь он бомжом. Но Сидоров — бомж со стажем. Пройти мимо конкурента и не остановиться, не разобраться с ним — это нельзя, это идёт вразрез с жизненной установкой вольного человека.

Едва он подошёл к чужаку с намереньем турнуть куда подальше и взглянул в испуганные глаза, сразу узнал. И почему-то обрадовался.

— Ба! Альфред! Вот так встреча! Что за вид?

— Алексей… — почти по слогам произнёс Альфред имя Сидорова и замолчал, вспоминая отчество.

— Алексеевич, — подсказал Сидоров, хохотнув.

Давненько его не величали по имени-отчеству. «Ляксеичем» называли, но это больше смахивало на кличку.

— Так что с тобой случилось, Альфред? Катька из дома выгнала? Она может. Небось, новую игрушку завела?

— Катеньки больше нет, — прошептал Альфред и его красные воспалённые глаза наполнились слезами.

— Как это? — не сразу врубился Сидоров.

— Убили Катеньку…

Сидоров стянул вязаную шапочку и перекрестился.

— Как это… как, убили? Почему?..

Сидоров давно перестал вспоминать о тех временах, когда они жили с Катериной, забыл обиду, которая, казалось, никогда не забудется. Он вычеркнул Катерину из памяти, и с трудом мог вспомнить теперь, как выглядела его бывшая жена. И, вдруг словно схватил кто-то за горло. Дышать стало трудно. Память о Катерине вернулась в один миг.

Альфред что-то бормотал, но что — разобрать было сложно, язык не слушался Альфреда, синие губы не хотели разлепляться.

Сидоров сглотнул тугой комок и сказал:

— Ладно, потом расскажешь. Пошли, тебе сейчас отогреться надо и поесть. Водки бы граммов сто не помешало…

Жил Сидоров в кабинете начальника цеха по производству легковоспламеняющихся и взрывчатых веществ разграбленного и разрушенного завода «Искра».

Некогда «Искра» был градообразующим предприятием и относился к оборонному комплексу. Потом, в далёком девяносто четвёртом, в рамках глобальной конверсии, завод решили смести с лица земли и построить на его месте Торговый Центр. А что делать, если мины, гранаты, динамит и прочая взрывающаяся продукция стала стране не нужна?

Кстати, именно Альфред Молотилов (в то время молодой, новоиспечённый инженер-технолог, работающий в техбюро завода) предложил завод не ликвидировать, как того требовал мэр, и с чем безоговорочно соглашался директор «Искры» Антон Иванович Самотёсов, а только слегка перепрофилировать и наладить выпуск петард, новогодних хлопушек, бенгальских огней и прочих пиротехнических изделий не милитаристского направления.

Идея Альфреда бурно обсуждалась на собраниях, в цехах и в курилках. На директорских планёрках она тоже обсуждалась, но менее бурно. Антон Иванович на этих планёрках, не стесняясь подчинённых, ковырял в носу и катал из добытого шарики. Ему были глубоко безразличны и судьба завода и судьбы заводчан, он уже достиг пенсионного возраста, обеспечил себе безбедную старость, а своим детям организовал мощные стартовые условия для карьерного роста. Теперь он ждал момента, когда можно сделать последний финансовый рывок и спокойно уйти на заслуженный отдых. Проводил скучные планёрки, и, от нечего делать, а возможно, доставляя себе удовольствие, ковырял в носу и катал шарики.

Тем не менее, полностью игнорировать Молотиловскую инициативу, с энтузиазмом подхваченную широкими трудовыми массами, Самотёсов не мог, он ещё не впал в старческий маразм, а демократия капиталистическая не успела до конца сожрать демократию социалистическую. Поэтому, скрепя сердце, он дал задание заводским экономистам подсчитать затраты, связанные с перепрофилированием «Искры» и определить, хотя бы приблизительно, себестоимость «новой» продукции.

Экономисты считали долго, а когда закончили, не только у Альфреда Молотилова, у всех вытянулись лица: петарды оказались дороже китайских в восемнадцать с половиной раз! Не говоря уже о новогодних хлопушках — одни конфетти были дороже готовой китайской хлопушки. «Ерунда, быть того не может, — возмущался Альфред, — я тут сам подсчитал кое-что…». Но Антон Иванович слушать его не захотел. Он встретился с мэром, и в тот же ресторанно-банный вечер было принято судьбоносное решение: «Искра» должна быть потушена навсегда.

Решение приняли, народ с завода уволили, готовую продукцию куда-то увезли, Самотёсов вышел на пенсию и укатил на ПМЖ в Карловы Вары, а на завод двинулись экскаваторы, бульдозеры, и… мародёры.

Да, видать, деньги на строительство Торгового Центра кто-то украл. Всё оборудование — станки, в том числе уникальные, грузоподъёмные механизмы, огромные гальванические ванны, металлоконструкции, всякую технику, да вообще всё металлическое, что находилось в цехах и на территории, вывезли с завода. Как позже выяснилось, сталь и цветной металл продали китайцам. За гроши, по цене металлолома. Стены цехов разбомбили тяжёлой дурой, подвешенной к стреле экскаватора. Цех по производству легковоспламеняющихся и взрывчатых веществ (когда-то давно этот цех, для краткости, обозвали «взрывным», и вскоре это название стало чуть ли не официальным) по какому-то странному стечению обстоятельств, уцелел. Может быть, потому, что он был ниже других цехов и почти скрылся под обломками рядом стоящих зданий. А может быть, экскаваторщику сказали, что денег нет и не будет именно в тот момент, когда он ехал добивать недобитка, и машинист плюнул на всё, бросил вверенную ему технику и подался в коммерцию вслед за остальными. Наверное, торгует теперь китайским ширпотребом на городской барахолке…

Так и стоят развалины уже почти одиннадцать лет.

Весь взрывной цех утеплить было сложно, слишком большой, а вот бытовки постепенно заселились бомжами. В них притащили буржуйки, какую-никакую мебелишку и прочее имущество, отслужившее свой срок прежним владельцам. Щели в бытовках позатыкали стекловатой, отмотанной с труб теплотрассы, окошки, где были, забили досками и затянули обрывками рубероида, найденного тут же на развалинах завода. Попасть туда жить, или, как говорили бомжи, прописаться на заводе, было практически невозможно. Только за великие заслуги перед вольным братством.