Джон Ле Карре - Идеальный шпион

— Ключ?

— Должно быть, у Магнуса.

Бразерхуд сделал движение подбородком: «Гарри!»

У Гарри в связке были отмычки. Затаив дыхание, чтоб услышать щелчок, он приноравливал инструмент.

— Он работает только здесь или еще где-нибудь?

— Папа подарил ему старый раскладной стол. Иногда он пользуется им.

— Где он стоит?

— Наверху.

— Где именно?

— В комнате Тома.

— Он и документы там держит? Служебные документы?

— Не думаю. Не знаю, где он их держит.

Гарри вышел из комнаты потупившись, с легкой улыбкой. Бразерхуд вытянул ящик стола.

— Это для книги, над которой он работает, — сказала она, когда он достал из ящика тоненькую папку. — Магнус все держит в папках. Чтобы сохранять свою сущность, все должно иметь личину.

— Значит, работа продолжается? — Бразерхуд надевал очки, цепляя по очереди за уши красные дужки. Он даже не удосужился изобразить удивление.

— Да. — «Можешь класть эти проклятые бумаги обратно, туда, откуда взял», — думала она Ее задевала его холодность и жестокость.

— Следовательно, рисование он бросил? Я думал, вы оба по-прежнему увлекаетесь рисованием.

— Рисования ему показалось мало. Он решил, что словами на бумаге можно выразить больше.

— Но здесь этих слов вроде бы немного. Когда же произошла эта перемена во вкусах?

— На Лесбосе. Во время отпуска. Он еще не начал писать. Собирает материал.

— Ах вот как! — Он перевернул страницу.

— Он называет это «заготовки».

— Да? — И, не поднимая глаз от рукописи: — Мне придется показать некоторые страницы Бо. Он дока по части литературы.

— А когда мы уйдем с работы… когда он уйдет с работы… если это произойдет не слишком поздно, он станет писать, а я стану заниматься живописью и переплетать книги. Так мы планируем.

Бразерхуд перевернул страницу.

— В Дорсете?

— Да. В Плаше.

— Что ж, произошло это не слишком поздно, — без особой любезности заметил он, опять погружаясь в чтение. — Занятия скульптурой тоже входят в ваш план?

— Скульптура непрактична.

— Практичности я вообще в нем не замечал.

— Вы же поощряете подобные вещи, Джек. Я имею в виду фирму. Ты всегда говорил, что у нас должны быть хобби.

— О чем, кстати, книга? Интересный сюжет?

— Сюжет он все еще обдумывает И держит замысел при себе.

— Вот послушай. «Когда во всем доме воцарился ужасный мрак, а сам Эдвард, испытывая настоящие мученья, изо всех сил старался держаться как ни в чем не бывало». Насколько я понял, здесь нет даже главного предложения.

— Это не он писал.

— Но написано его рукой.

— Это выдержка из какой-то книги. Читая, он подчеркивает карандашом, а потом делает выписки особо понравившихся мест.

Сверху донесся резкий щелчок, словно треск дерева или пистолетный выстрел, перенесший ее в дни ее ученичества.

— Это комната Тома, — сказала она, — им незачем было туда лезть.

— Дай мне какую-нибудь емкость, дорогая, — сказал Бразерхуд. — Что-нибудь вроде мусорного пакета.

Она пошла на кухню. «Почему я позволяю ему так со мной обращаться? Влезать в мой дом, мой брак, мои мысли, трогать и брать здесь все, что не имеет для него никакой ценности?»

Ведь вообще-то Мэри не отличается особой покладистостью. Она из тех, кого дважды не обсчитывают. В английской школе, английской церкви, в ассоциации дипломатических жен ее считали порядочной мегерой. Но одного лишь пристального взгляда Джека Бразерхуда, одного небрежного слова, произнесенного этим низким раскатистым голосом, бывало достаточно, чтобы она со всех ног устремлялась к нему.

«А все потому, что он так похож на папу, — решила она. — Он любит ту же Англию, что и мы; и плевать хотел на все остальное.

Потому, что я работала на Джека еще в Берлине, пустоголовой школьницей, у которой за душой ничего не было, кроме одного-единственного и такого небольшого таланта. Джек стал моим взрослым любовником в те дни, когда мне казалось, что именно такой любовник мне и нужен.

Потому, что он руководил разводом Магнуса и женитьбой Магнуса на мне, когда тот был в расстроенных чувствах, потому что Джек, как выразился он сам, „передал мне Магнуса в наследство“. Потому что он любит Магнуса».

Бразерхуд перелистывал страницы ее ежедневника.

— Кто этот П.? — строго спросил он, постучав по странице. — «25 сентября. 6.30. вечера П.». И 16-го тоже. П., Мэри, это ведь не Пим, правда же? Или я опять проявляю бестолковость? Кто этот П., с которым он встречается?

Она почувствовала, как внутри ее закипает крик — а в доме нет виски, чтобы заглушить его. Надо же ему из всех записей, а их в ежедневнике не один десяток, было выбрать именно эту!

— Не знаю. Какой-то агент. Не знаю.

— Но это записано твоей рукой, разве не так?

— Магнус попросил меня записать. «Запиши, что я встречаюсь с П.». Он сам записей не вел. Считал это неосмотрительным.

— И заставлял тебя вести записи вместо него.

— Он говорил, что, если запись попадется постороннему, он не поймет, кто встречается — Магнус или я. Разновидность помощи.

Она чувствовала на себе внимательный взгляд Бразерхуда. «Вынуждает меня говорить, — подумала она. — Хочет услышать, как дрогнет мой голос».

— Какой помощи?

— Помощи в работе.

— Поясни.

— Он не мог посвящать меня в суть того, чем занимается, мог лишь время от времени намекнуть на характер этой работы или когда именно он ее выполняет.

— Он так и говорил?

— Я и без его слов понимала.

— Что же ты понимала?

— Что он гордится своей работой! И хочет, чтобы я знала!

— Что знала?

От этого Бразерхуда можно было сойти с ума, даже понимая, что он нарочно выводит ее из себя.

— Знала, что у него есть другая жизнь. Жизнь очень важная. Что он на службе.

— На нашей службе?

— На службе у тебя, Джек. У Управления. А ты про кого подумал? Про американцев, что ли?

— Почему ты вдруг заговорила об американцах? Он питает предубеждение против американцев?

— С чего бы это? Он работал в Вашингтоне.

— Это еще не повод не питать предубеждений. Могло, наоборот, укрепить его в них. А Ледереров в Вашингтоне вы знали?

— Разумеется, знали.

— Но ближе сошлись с ними потом, верно? Я слышал, что с нею вы не разлей вода.

Сейчас он проглядывал записи на те дни, что ей еще предстояли. Завтрашний и послезавтрашний.

— Ты не возражаешь, если я оставлю это себе?

Мэри возражала, и даже очень. Второго ежедневника у нее не было. Как и второй жизни. Она выхватила у него ежедневник и заставила его ждать, пока она перепишет на листок бумаги свое будущее: коктейль у Ледереров… ужин у Динкелей… окончание школьного семестра у Тома… Она дошла до «6.30 вечера П.» и пропустила запись.

— Почему этот ящик пустой? — спросил Бразерхуд.

— Я не знала, что он пустой.