Алистер Маклин - Цирк

— Скорее всего, о вентиляционной шахте можно забыть. В таких усиленно охраняемых зданиях циркуляция воздуха обычно осуществляется через боковые стены, сквозь очень узкие щели. Но люки в здании, как мне кажется, должны быть. Иначе каким образом охрана добирается до сторожевых вышек, а электрики — до верхнего периметра, если в том возникает необходимость? Едва ли они карабкаются по вертикальным металлическим лестницам высотой в двадцать семь метров, прикрепленным к стенам со стороны двора. А как там обстоит дело с лифтами?

— Это я знаю. Лестница в каждом здании идет снизу доверху. По обеим сторонам лестничного проема есть лифты.

— Скорее всего, лифт поднимается до девятого этажа. В таком случае на крыше должна быть будка лифта, где расположен подъемный механизм. Через нее обеспечен вход внутрь.

— А еще обеспечена ваша верная гибель в том случае, если вы начнете спускаться, а лифт двинется вверх. Такое нередко случалось с механиками, ремонтирующими лифты.

— Риск есть риск. А пройти по обледенелому кабелю под напряжением в две тысячи вольт при сильном ветре — возьмем наихудший вариант — это не риск?.. Что находится на восьмом этаже? Тоже лаборатории?

— Как ни странно, нет. Восьмой этаж западного здания относится к тюрьме. Здесь спит тюремное начальство и служащие канцелярии. Возможно, они не любят слушать вопли своих жертв или боятся оказаться рядом в случае, если государственные преступники вырвутся на свободу. Там же размещаются тюремные кабинеты и архивы. В восточном здании, кроме жилых помещений охраны и столовой, все остальное — это камеры. Ну и, разумеется, несколько прелестных помещений в цокольном этаже, которые очень пристойно называются комнатами для допросов.

Бруно задумчиво посмотрел на собеседника.

— Позволительно ли мне спросить, откуда вы знаете такие подробности? Я думал, ни одному постороннему еще не удавалось проникнуть в «Лубилан», а охрана вряд ли посмеет что-либо рассказывать.

— Это не совсем так. В Крау у нас есть свой человек. Не американец, местный. Пятнадцать лет назад этот человек был посажен в «Лубилан» за какой-то пустяковый политический проступок. После нескольких лет заключения парень стал пользоваться доверием охраны и получил полную свободу передвижения по всему зданию. Его привилегированное положение ничуть не умерило лютую ненависть, которую этот человек питал и питает к режиму вообще и к исследовательскому центру «Лубилан» и его сотрудникам, в частности. Он упал в наши руки, как перезревшее яблоко. Этот человек и сейчас еще иногда выпивает с охранниками из центра и надзирателями и благодаря этому остается в курсе того, что там происходит. Его освободили четыре года назад, но охранники до сих пор считают этого парня доверенным лицом и свободно беседуют в его присутствии, особенно когда он угощает их водкой. Деньги на водку даем ему мы.

— Опасное дело.

— Разведка и контрразведка вообще дело рискованное. И начисто лишенное романтики.

— Но наша проблема все еще остается. Должно же быть какое-то решение! Вы уже обсуждали это с Марией?

— Нет. У нас еще будет время. Чем меньше людей знает…

— Я хотел бы сегодня вечером поговорить с ней. Вы не против?

— Две головы — хорошо, а три — лучше? — улыбнулся Харпер. — Вряд ли это комплимент для меня.

— Смотря с какой точки зрения. Я не могу допустить, чтобы вы были слишком тесно связаны с тем, что я делаю. Вы координатор, единственный человек, который знает, что происходит на самом деле, — я продолжаю думать, что вы рассказали мне еще не все, но это, по-видимому, не так важно. Кроме того, я усердно ухаживаю за этой девушкой, — хотя и в соответствии с инструкциями, но все же задача не кажется мне неприятной, — и люди привыкли видеть нас вместе.

Харпер беззлобно ухмыльнулся.

— Они также привыкли видеть, как вокруг Марии увивается юный Генри.

— Я вызову его на дуэль, когда мы доберемся до какого-нибудь подходящего европейского пейзажа — нужно ведь соблюсти антураж. Мне не нужны от Марии идеи, мне нужна только ее готовность к сотрудничеству. Не имеет смысла обсуждать это с вами, пока я этого не добился.

— Никаких обид. Когда вы встретитесь с ней?

— После ужина.

— Где? Здесь?

— Нет. Для доктора вполне естественно навестить меня, то есть проявить заботу о ценном имуществе цирка. Но, как вы уже заметили — или сделали вывод из священнодействия Картера с его детектором, — вполне возможно, что кто-то проявляет ко мне излишнее любопытство. Не хочу, чтобы начали следить и за Марией.

— В таком случае я предлагаю ее каюту.

Бруно на мгновение задумался.

— Я так и сделаю.

Перед ужином Бруно прошел в большую гостиную с баром и обнаружил там Марию, одиноко сидящую за угловым столиком. Он уселся рядом с девушкой и заказал себе лимонад.

— Просто не верю своим глазам! Мария Хопкинс — и в полном одиночестве.

— А кто виноват? — ответила Мария с некоторой резкостью.

— Надеюсь, не я?

— Ко мне относятся, как к парии, как к изгою. Здесь немало приятных мужчин, которые с удовольствием угостили бы меня и поболтали со мной. Но нет, я как зачумленная, ведь в любой момент может войти великий Бруно. — Девушка немного подумала. — Или Генри, что ничуть не лучше. Мало того, что он для своего дядюшки свет в окошке и радость его очей, — а его дядюшка, не забывайте, большой белый вождь, — так он еще и запугивает меня всякими мрачными предположениями. Единственный человек, который любезен со мной, — это ваш громадный друг. Вы знаете, что он зовет меня вашей возлюбленной?

— А вы — моя возлюбленная? Это я, что называется, прощупываю почву.

Мария отнеслась к реплике Бруно с молчаливым презрением.

— Ну ладно. И где же этот соперник, домогающийся руки моей возлюбленной? Я только что говорил о нем с доктором Харпером. Как только доберемся до Карпат, вызову его на дуэль. Вы должны прийти посмотреть. В конце концов, мы будем драться из-за вас.

— Да перестаньте же! — Мария пристально посмотрела на Бруно и вопреки своему желанию улыбнулась.

— А все-таки, где Генри?

— Отправился выслеживать врага. — Девушка невольно понизила голос. — Он за кем-то наблюдает. Последние два дня Генри только и делает, что следит за кем-то, кто, по его утверждению, следит за мной.

Как ни странно, Бруно это ничуть не позабавило.

— Почему вы раньше мне об этом не сказали?

— Мне казалось, это не важно. Я не придавала этому значения.

— Не придавали? А сейчас?

— Я уже не уверена.

— Зачем кому-то понадобилось за вами следить?

— Если бы я знала, то сказала бы вам.

— В самом деле?

— Думайте что хотите.

— Вы говорили об этом доктору Харперу?

— Нет. В том-то и дело, что говорить фактически не о чем. Мне вовсе не хочется, чтобы надо мной смеялись. Мистер Харпер и так не слишком лестного мнения обо мне. Я вовсе не хочу, чтобы он решил, что я именно такая дуреха, как он и предполагал.