Алистер Маклин - Цирк

— Если я соглашусь с вами сотрудничать, то как доберусь до Крау? Мне придется нелегально переходить границу или вы сбросите меня на парашюте?

Фосетт сделал над собой героическое усилие и сумел скрыть охватившее его радостное волнение: за короткое время ему удалось склонить к сотрудничеству и Бруно и Ринфилда! Он деловито ответил:

— Никакой экзотики. Вы поедете туда с цирком.

На этот раз Бруно вообще лишился речи. Заметив его изумление, Ринфилд пояснил:

— Все правильно, Бруно. Мы, то есть я, согласились сотрудничать с правительством в этом деле. Правда, до настоящего момента я не подозревал о его важности. Мы предпримем короткое турне по Европе, главным образом по Восточной. Переговоры об этом уже идут полным ходом. Это вполне естественно. Они посылают к нам свои цирки, своих певцов и танцоров — мы нанесем ответный визит.

— На гастроли отправится весь цирк?

— Разумеется, нет. Это невозможно. Только лучшие из лучших. — Ринфилд еле заметно улыбнулся. — Надо думать, что вы входите в их число.

— А если я откажусь?

— Мы просто отменим турне.

Бруно посмотрел на Фосетта:

— Мистер Ринфилд потеряет кучу денег. Возмещение его потерь обойдется вашему правительству в миллион долларов.

— Нашему правительству. Да мы заплатим миллиард, чтобы добыть этот секрет!

Бруно перевел взгляд с Фосетта на Ринфилда и обратно.

— Я еду, — решительно заявил он.

— Замечательно! Большое спасибо от меня лично и от вашей страны. Подробности…

— Мне не нужна благодарность моей страны.

Эти слова прозвучали загадочно, но не оскорбительно. Фосетт был слегка озадачен, он попытался понять их скрытый смысл, но не смог и оставил свои попытки.

— Как хотите. Я только хотел сказать, что детали можно обсудить позднее. Мистер Ринфилд, говорил ли вам мистер Пилгрим о том, что мы были бы очень признательны, если бы вы смогли взять с собой еще двух человек?

— Нет, не говорил, — нахмурился директор цирка. — Как выясняется, мистер Пилгрим мне многого не рассказал.

— Мистер Пилгрим знает, что делает. — Теперь, когда Фосетт заполучил обоих, он снял бархатные перчатки, но остался вежливым и любезным. — Не было смысла перегружать вас ненужными подробностями до того, как мы заручились вашим общим согласием. Двое, о которых идет речь, — это доктор Харпер и наездница Мария, наши люди. Они очень нужны для достижения наших целей. Для чего конкретно, я объясню потом. Кое-что я должен предварительно обсудить с мистером Пилгримом, и немедленно. Скажите, Бруно, почему вы согласились с нами сотрудничать? Я должен вас предупредить, что это задание может оказаться исключительно опасным. Если вас поймают, то нам придется заявить, что вы не имеете к нам ни малейшего отношения.

Бруно пожал плечами:

— Кто знает почему? Иногда мотивов поступка набирается так много, что человек не в состоянии объяснить даже себе самому, какой из них оказался решающим. Возможно, это благодарность: Америка приняла меня в то время, когда родина вышвырнула меня вон. Я знаю, что на моей бывшей родине есть опасные и безответственные люди, которые без малейших колебаний пустили бы в дело подобное оружие, если бы оно существовало. Кроме того, там есть люди, которым я бы охотно доставил серьезные неприятности, как они в свое время доставили их мне. И потом, вы сказали, что мои уникальные способности помогут решить эту задачу. Я еще не знаю, каким образом, но, если дело обстоит именно так, могу ли я допустить, чтобы вместо меня пошел кто-то другой? Он не просто потерпит неудачу — его могут убить в процессе выполнения задания. Я не хотел бы отягощать этим свою совесть. — Он слабо улыбнулся. — Прямо скажем, выбор у меня невелик.

— Ну а настоящая причина?

— Я ненавижу войну, — просто ответил Бруно.

— Гм! Это не тот ответ, которого я ожидал, но я вас понимаю. — Фосетт поднялся. — Благодарю вас, джентльмены, за то, что вы потратили свое время и проявили терпение, но больше всего — за ваше желание сотрудничать. Машина ждет, чтобы отвезти вас назад.

Ринфилд спросил:

— А вас? Как вы доберетесь до мистера Пилгрима?

— У меня с здешней мадам своего рода взаимопонимание. Уверен, что она поможет мне с транспортом.

Держа наготове ключи, Фосетт подошел к квартире Пилгрима, где тот жил и работал. Но ключи не понадобились. Пилгрим не только не запер дверь — он даже не закрыл ее как следует, что было ему совершенно не свойственно. Фосетт толкнул дверь и вошел внутрь. Первой, почти неосознаваемой мыслью, промелькнувшей у него в голове, была следующая: «Пожалуй, я проявил чрезмерный оптимизм, когда уверял Ринфилда, что Пилгрим всегда знает, что делает».

Пилгрим лежал на ковре. У его убийцы дома был явно изрядный запас ножей для колки льда, потому что он даже не потрудился вытащить тот, который был воткнут по рукоятку в затылок жертвы. Должно быть, смерть наступила мгновенно: на рубашке от «Тернбула и Эссера» не было ни капли крови. Фосетт опустился на колени и заглянул в лицо Пилгрима. Оно было таким же бесстрастным, как и при жизни. По-видимому, Пилгрим не только не узнал, чем его ударили, — он вообще даже не понял, что его ударили…

Фосетт встал и направился к телефону.

— Доктора Харпера, пожалуйста. Попросите его прийти сюда немедленно.

Доктор Харпер не был ни воплощением доброго лекаря, ни пародией на него, но его трудно было представить в какой-то другой роли. В этом высоком, худом, привлекательном мужчине с седыми висками сразу чувствовался медик. Очки в роговой оправе с толстыми линзами делали взгляд доктора пронизывающим. Возможно, это была только видимость, но не исключено, что Харпер сознательно выработал у себя такой взгляд. Очки в роговой оправе — большое подспорье для медиков, благодаря им пациент никогда не может понять, здоров ли он как бык или же ему осталось жить всего пару недель. Одежда доктора была столь же безупречна, как одежда человека, чье безжизненное тело он внимательно осматривал. Харпер принес с собой черный медицинский саквояж, но даже не открыл его. Он еще раз уточнил:

— Значит, это все, что вы знаете о сегодняшнем вечере?

— Все, — подтвердил Фосетт.

— А Ринфилд? В конце концов, он единственный в цирке, кто был в курсе дела. Я имею в виду, до сегодняшнего вечера.

— До сегодняшнего вечера директор цирка не знал никаких подробностей. У него просто не было возможности. К тому же он весь вечер был со мной.

— Возможно, у него есть сообщник.

— Это исключено. Подождите, скоро вы познакомитесь с Ринфилдом лично. У него безупречная репутация — Пилгрим проверял его довольно долго. Его патриотизм не подлежит никакому сомнению. Я бы не удивился, если бы узнал, что у директора на нижнем белье вышито «Господь, благослови Америку!». Кроме того, разве он стал бы тратить время и силы на организацию европейского турне для своего чертова цирка, если бы собирался убить Пилгрима? Да, я знаю, что существуют такие вещи, как создание видимости, умение отвлечь внимание и напустить туман, но это не тот случай.