Алексей Зубов - Вне игры

Через три года работы на Севере ему дали отпуск, и он полетел в Сочи.

…Солнце, море, поездки на Рицу, в Гагру. Первый в жизни отпуск на самостоятельно заработанные деньги. И притом немалые. К быстро сложившейся веселой компании прибилась молодая, красивая женщина, которой Захар — так ему казалось — был не безразличен. Может, потому, что она тоже была радистом-любителем и занималась в радиоклубе Осоавиахима.

Уже на пятый день знакомства Захар знал, что Елена Бухарцева замужем, но он не удержался от пошлости: «Здесь все холостые». Елена озорно улыбнулась, и курортный роман стал развиваться по традиционным канонам. Сперва прогулки в компании, потом вдвоем — восхождение на Бытху, поездка на Ахун. Уже известны все подробности биографии Бухарцевой. Ее муж — ученый-медик, в свое время спас Елену от смерти.

До отъезда из Сочи оставалось еще две недели, когда пришла телеграмма: сослуживцы мужа сообщали Бухарцевой, что, находясь в командировке, в Сибири, ее муж, видимо, утонул во время купанья. Тело так и не нашли. В тот же день Елена покинула Сочи. Захар поехал провожать ее. Он старался сохранить на лице скорбное выражение, но ему это плохо удавалось.

Через неделю Захар получил от Елены телеграмму и тут же отправился в Москву. Бухарцеву он застал в полной растерянности. Она не могла даже исполнить последний свой долг перед мужем: положить цветы на его могилу. Таковой, увы, не существовало. Более того, бывший ученик профессора, явно претендовавший ныне на его место, пустил слушок: де, мол, время ныне такое (шел тридцать седьмой год), что неизвестно — действительно ли с Николаем Павловичем случился разрыв сердца в воде (явление отнюдь не редкое), или же профессор исчез при других обстоятельствах. Рано утром в воскресенье он вышел из гостиницы, и больше его не видели. Что произошло в действительности, никто не знал. Но говорили разное: вероятно, утонул, будучи в состоянии крепкою подпития — профессор любил выпить. А может, разрыв сердца в воде? А может? И сослуживцы многозначительно разводили руками. Так это или не так — разбираться не стали. Но слух был пущен, и все вытекающие отсюда последствия Елена ощутила сразу же. Даже в институте. Резко изменилось отношение к ней — и в ректорате, и у преподавателей.

В эти тяжелые для Бухарцевой дни Рубин твердо решил, что не покинет Елену. Он будет рядом с ней. Радист первого класса стал студентом-медиком. Однако «подруге юности» своей, радио, Захар не изменил. Правда, в институтском Осоавиахиме радистов не очень-то жаловали, и под опекой инструктора-общественника оказалось всего лишь пять энтузиастов. Среди них и Елена. Захар пытался было ходить в районный клуб, но времени для этого не оставалось. А тут случилось так, что Елена вдруг решила стать и парашютисткой. Значит, быть и ему, Рубину, на летном поле…

Захар не скрыл дома своих парашютных увлечений, утаив лишь первопричину. Он знал свою маму, она «запилила» бы его: связать свою жизнь с женщиной, которая намного старше тебя, к чему? Аделина Петровна и без того была в ужасе: «Ну, хорошо, лингвистом ты не стал, немецким занимаешься лишь постольку-поскольку. Но к чему эти страшные, никому не нужные прыжки… Это какой-то психоз у молодежи… Захар, опомнись! О, если бы папа был жив!»

Захар успокаивал маму, подтрунивал над ней, а потом стал серьезно убеждать, что настоящий мужчина не может не быть парашютистом. И в доказательство подсовывал ей полосы газет, звавших молодежь в аэроклубы. Но сам-то он хорошо знал, что только одна сила заставляет его тратить драгоценное студенческое время на парашютный спорт — женщина…

Они долго занимались теорией, укладкой парашютов, прыжками с вышки. Вскоре началось самое интересное — прыжки с самолета. Захар был несказанно горд, когда на лацкане его пиджака появился значок с цифрой 50. Это уже класс! Пятидесятый прыжок был выполнен весной сорок первого.

Захару запомнился этот день. Он возвращался из Тушина с таким чувством, словно продолжал парить под шелковым куполом. Шел слепой, пронизанный солнцем дождь, а потом сказочно-ярко вскинулась радуга, и на лицо его, когда он шел парком, падали тяжелые капли с изумрудной листвы. Захар шел, напевая песенку про пилотов, и на душе у него было поистине благостно. Может, еще и потому, что через неделю вместе со своим другом Андреем Воронцовым он уезжал на практику — им оставался всего лишь год учебы. Правда, Захару хотелось задержаться в Москве еще недели две-три, чтобы окончательно убедиться, что Елену оставляют в аспирантуре. Тогда они весело отпраздновали бы это радостное событие. Но что делать? В институте студентов последнего курса торопили — будущих врачей уже ждали.

Незадолго до отъезда Захар и Елена пошли в Зал Чайковского — за билетами Захар гонялся три дня подряд, вставая в пять утра: гастролировала знаменитость. Когда первые звуки симфонии наполнили зал, Елена судорожно сжала руку сидевшего рядом Захара. А потом они всю ночь гуляли по Москве. Над рекой нависло черное небо, в котором одиноко мерцали редкие звезды. Захар и Елена смотрели на эти мерцающие миры и говорили о том, что и в жизни так: счастье, как звезда, то вспыхнет, то угаснет, то пробьется сквозь туман, то снова скроется. Когда наступил час прощания, Елена осторожно, ласково погладила руку Захара и тихо сказала:

— Первого сентября на этом же месте, в восемь вечера… Хорошо? Договорились? Посмотри, вон из-за туч выглянула звездочка. Наша звездочка. Ну, посмотри же…

Когда Захар поднял голову, стараясь найти «их» звездочку, она вновь скрылась за тучей.

…Профессор, провожавший студентов на практику, напутствовал их короткой душевной речью, не преминув заметить, что мы живем в трудное и тревожное время, чреватое всякими неожиданностями, — все знали, что профессор с лихвой хлебнул этих неожиданностей на Карельском перешейке.

— Мы старались, — сказал он, — учить вас не только думать, но и предвидеть. Без этого нет и не может быть врача. И еще помните — настанет день, когда каждый из вас, мои будущие коллеги, останется один на один с больным. Без учебников, без учителей… Желаю удачи!

На следующее утро Захар зашел в комитет комсомола. Секретарь был занят, просил подождать в приемной. Но дверь в секретарский кабинет была приоткрыта, и Рубин услышал, что разговор идет о Елене Бухарцевой, о ее аспирантуре. Он сразу насторожился. То, что Захар услышал, вызвало в нем сначала возмущение, а потом… Потом накатило то, в чем он даже сам себе не решался признаться: страх. За кого? Он старался уверить себя, что тревожится за Елену. Но ему это только казалось. Он испугался не за нее, а за себя…

Секретарь комитета комсомола давал кому-то объяснения по поводу биографии Бухарцевой. И снова всплыла давняя версия: обстоятельства гибели Николая Павловича тогда, в тридцать седьмом. И чей-то незнакомый голос произнес: «Тут что-то не ладно… Пожалуй, в аспирантуру зачислять воздержимся. И вообще еще неизвестно, как события будут развиваться. Имя профессора теперь даже стараются не вспоминать. Следовало бы, между прочим, присмотреться и к другу Бухарцевой. Бросил специальность радиста. Пошел за ней. Оба почему-то начали изучать парашютное дело. В этом тоже надо разобраться».