Михаил Бойков - Рука майора Громова

— Так вот, браток, изучи устав. Быстро. По-флотски. Понятно?

— Попятно…

Полковник развалистой походкой, покачиваясь из стороны в сторону, подошел к все еще стоявшим навытяжку начальнику отдела и его заместителю и, подавая им руку, сначала одному, а затем другому, сказал:

— Будем знакомы, товарищи. Я полковник НКВД Гундосов, особоуполномоченный по чистке у вас. С комприветом, так сказать, от самого Николая Иваныча Ежова. Поскольку ваш район приобретает военно-морское значение, то прислали сюда меня. Проведу у вас чистку по-флотски, на большой палец с присыпкой. Чтоб у меня был порядочек, как на военном корабле. Во как, братишечки.

Бадмаев и Шелудяк представились ему и почтительно пожали полковничью руку. Он вразвалку подошел к Холмину и спросил:

— А ты, братишка, кто тут такой?

Бадмаев поспешил вмешаться, не дав Холмину ответить:

— Это, товарищ особоуполномоченный, наш новый агент. Мы его мобилизовали на специальную работу.

— Откуда мобилизовали? — спросил Гундосов.

— Из тюрьмы, — запнувшись ответил начальник отдела.

— В качестве кого там работал?

— Не… работал. Находился под стражей, как подследственник.

— Ага! Значит, вы хотите его использовать как сексота. По части внутрикамерного освещения заключенных?

— Нет, товарищ полковник. У него другое задание.

— Какое?

Начальник отдела беспомощно оглянулся на своего заместителя. Тот злорадно ухмыльнувшись, отвел глаза в сторону и сделал вид, что очень интересуется окном. Гундосов накинулся на Бадмаева:

— Почему не отвечаешь старшему по чину?

— Дело в том, товарищ особоуполномоченный, — растерянно загудел начальник отдела, — что у нас здесь появилась… «рука майора Громова».

— Кто?

Бадмаев коротко, но довольно бессвязно рассказал о происшествиях последних дней. Выслушав его, Гундосов взорвался криком:

— Полундра! Гроб с музыкой! Что же это такое, братишечки? А? Кто вам тут позволил вражеские руки расплодить? А? Шуточками занимаетесь? Это вместо чекистской работы по чистке? Ах, чтоб вас морская корова доила, как я про все-это Николаю Иванычу в рапорте напишу? И куда он меня, после этого, загонит? И куда я вас до этого? Посажу! Всех троих! Расстреляю! К стенке! В расход!

Начальник отделай его заместитель стояли перед ним ни живы, ни мертвы и тряслись. Холмин хотя и не был перепугал, как они, по настроение его сразу понизилось. Он не боялся попасть снова в тюрьму, так как достаточно в ней привык, но ему было жаль Ольгу: ведь если разгневанный энкаведист выполнит свои угрозы, то Холмин уже ничем не сможет ей помочь, а, может быть, никогда и не увидит ее.

Накричавшись. Гундосов по-хозяйски сел за стол в кресло Бадмаева и сердито бросил ему:

— Почему к расследованию убийств привлекли заключенного, а не используете милицию и уголовный розыск?

Бадмаев и Шелудяк заговорили наперебой дрожащими голосами и бас первого слился с фальцетом последнего так, что едва, можно было разобрать их объяснения:

— Холмин опытный специалист, а в милиции и Угро подходящих работников нет.

— Не обретается ни единого.

— Как нет? Кто же там вахту держит?

— Враги, вредители, пьяницы, лодыри….

— Аспиды и василиски…

— И много там врагов парода?.

— Имеются.

— В количестве предостаточном.

— Почему не пересажали?

— Без санкции центра не имеем права.

— Ладно. У меня такие санкции есть. Проведу там чистку со скоростью тридцати узлов в час.

Физиономии Бадмаева и Шелудяка несколько прояснились; оба видимо надеялись, что им удастся отвести грозу от своих голов и направить ее на головы их врагов. Полковник Гундосов подумал, побарабанил пальцами по столу и обратился к Холмину:

— Как, браток, сумеешь найти «руку» этого самого майора?

Успокоенный тем, что заключение ему пока не грозит и он может попытаться помочь Ольге и увидеть ее, Холмин ответил смело:

— Не сумею, если мне будут мешать.

— Кто тебе мешает? — спросил Гундосов.

— Отдел НКВД и вы, товарищ полковник.

— Я?! Чем?! — воскликнул удивленный энкаведист.

— А тем, что на меня кричите и угрожаете расстрелом.

Гундосов засмеялся.

— Э-э-э, братишка! Да ты, я вижу, колючий, как глубоководная рыба. Ладно, я мешать не буду. А в чем тебе мешает отдел НКВД?

— Да вот, товарищ полковник, для пользы дела необходимо освободить двух заключенных, а отдел этому противится.

Холмин торопливо объяснил почему, по его мнению, нужно освободить Ольгу Громову и директора гостиницы Селезнева. При этом, он ни в чем не обвинял Бадмаева и Шелудяка, не желая окончательно портить и без того неважные отношения с ними, а говорил об отделе НКВД вообще. К удивлению Холмина, энкаведист сразу же согласился с его доводами.

— Ладно, браток. Ты прав, как боцманская дудка. Директора и громовскую девку мы освободим. Чего тебе еще нужно?

— Пока ничего особенного, — ответил Холмин. — О кое-каких мелочах, я надеюсь, мы сговоримся с товарищем начальником отдела.

— Ладно, действуй. Ищи. Только быстро. По-аварийному.

— Да уж, как смогу.

Гундосов снял фуражку и, положив ее на стол, вытер пот со лба.

— А теперь, братишечки, мне бы помыться, да побриться с дороги… Каютка какая-нибудь тут у вас для меня найдется?

— Не беспокойтесь. Мой заместитель вас устроит, — приказывающе мотнул подбородком Бадмаев на Шелудяка.

Тот подскочил к Гундосову и залебезил подобострастно и фальцетно:

— Кают, товарищ полковник, у нас покудова не обретается, а токмо кабинеты следователей. Мы вам лучший из оных предоставим, а я наших ребят в гостиницу пошлю, чтоб они там для вас подходящий номерок оторвали.

— Кабинет, так кабинет, — согласился Гундосов. — Я и к таким квартирам привычный. Давно уж морское жительство на сухопутное сменял.

— А до работы в органах карающего меча моряком изволили служить? — заискивающе поинтересовался Шелудяк.

— Ну-да. Плавал, — подтвердил Гундосов.

— На каком, извиняюсь, корабле?

— На «Авроре». Слыхал про такой?

— Как же, как же, — замахал руками Шелудяк. — Краса и гордость революции. Контру в Зимнем дворце расстреливал. Подобного корабля на всех океанах не сыщешь, дондеже не посинеешь. Это-ж такой геройский…

— Послушай, браток. — прервал Шелудяка Гундосов, — откуда ты таких выражениев набрался?

— Каких? — испуганно пискнул Шелудяк.

— Старомодных. Всяких дондеже, оных и такое прочее.

Шелудяк беспомощно оглянулся на своего начальника, но тот прийти ему на помощь не собирался. Наступила очередь Бадмаева злорадствовать и любоваться окном, что он с удовольствием и сделал.

— Ну?! Чего молчишь? Язык в живот влез? — рявкнул Гундосов на перепуганного энкаведиста.

— Нет, товарищ полковник, — тоненько залепетал Шелудяк. — Свой ответ вам обдумываю втуне.