Норман Мейлер - Призрак Проститутки

— Дассэр.

— Высадку предполагалось совершить в Тринидаде, — начал он, как только официант, принесший мне коньяк, отошел, — но Дин Раск всем авторитетом своего Госдепартамента заблокировал этот вариант. Я не верю в добрую волю Раска. Когда он возглавлял Фонд Рокфеллера, Аллен попросил дать на просмотр записи ответственных сотрудников фонда о встречах за границей с фигурами международного масштаба. Раск не просто отказал! Он заявил, что не может ставить под сомнение честность сотрудников фонда. Аллен на этом не остановился, а стал читать их почту. Эту операцию — тебе, возможно, интересно будет знать — проводил Хью. Не знаю, каким образом, но Раск узнал об этом. И теперь Раск не доверяет Аллену. И потому мы только и слышим от Раска, что президент не хочет, чтобы кубинская история отрицательно сказалась на более серьезных интересах США. Черт побери, Гарри, сейчас же нет ничего важнее Кубы. Куба — горячая точка, а мы запутались в трех соснах. Высаживаться надо было в Тринидаде. Отличный берег с пляжами и сразу за городом Сьерра-Эскабрай, где Бригада могла бы раствориться, если не сумеет удержать плацдарм. Тринидад был идеален. Но Раск это прихлопнул. Слишком много будет шума, сказал он. А что, если пострадают женщины и дети? Таким образом, мы проиграли Госдепу. Тринидад исключен. Теперь высадка намечена в чертовой заднице. В районе, именуемом Bahia de Cochinos, или залив Свиней. Сохрани в памяти это название.

— Это место имеет какие-то достоинства?

— Чертовски неприступно. Мы там без труда создадим плацдарм. А вот как мы будем оттуда развертываться — это уже другой вопрос. Плацдарм окружен болотами. Кастро трудно будет добраться до нас, а нам трудно оттуда выбраться. Шума, конечно, не будет. Только мы, кубинцы да рыбы. С наилучшими пожеланиями от Дина Раска.

— А не передает ли он отрицательные сигналы от Кеннеди?

— Безусловно, — сказал Кэл. — Намерение Кеннеди — отложить вторжение до mañana [172] Завтра. В смысле: завтра, завтра, не сегодня ( исп .). . У нас была установлена дата в марте, теперь это перенесли на апрель. Собственно, я считаю, что мы вообще не имели бы никакой даты без Аллена. Он нажимает на президента, как только хватает смелости. Он информировал президента, что Советы такими темпами вооружают Кастро, что к маю может быть уже поздно. Твердит, что начальники Объединенных штабов считают Бригаду наиболее подготовленной военной единицей в Латинской Америке. «Мистер президент, — говорит Аллен, — если Бригада не будет использована, у вас возникнет проблема, куда девать этих людей. Вы только подумайте, тогда в Южной Флориде у вас будет кипящий котел в виде этой крайне целеустремленной силы». «Хорошо, — сказал Кеннеди, — но вторжение должно выглядеть операцией, проводимой кубинцами. Поскольку весь мир наверняка узнает, что мы стоим за этим, бинты должны быть чистые». «Ничто не будет указывать на нас, — заверил президента Даллес. И добавил: — Я больше спокоен за Карибскую операцию, чем в свое время за Гватемалу».

— Я не могу дождаться, когда это произойдет, — сказал я.

— Ты будешь участвовать, — успокоил меня отец. — Ты поедешь на плацдарм вместе с Хантом.

— Я слышал такие разговоры, но это окончательно?

— Окончательно.

Острый страх, по сексуальности сравнимый с пробуждением члена, пробежал из моего сердца в легкие, в печенку, во все закоулки моей души. Многозначительно сказано, что только бренди мог бы прояснить, в чем тут дело.

— Прими мой совет, — сказал Кэл. — Веди ближайшие недели дневник. Я не делал этого во время войны, и, Боже, как мне сейчас его недостает!

— Возможно, я так и поступлю.

— Веди дневник. Хранить бумаги всегда проблема, но ты можешь бросать страницы в почтовый ящик в моем сейфе. К моему сейфу никто и близко не подойдет.

Я молчал. Пытался скрыть владевшие мною чувства — возбуждение, в известной мере панику и гордость от того, что отец так высоко меня ставит и предложил мне вести дневник. Выходя из «Сан-Суси», Кэл сказал:

— Забыл рассказать тебе, что, когда я прилетел в Майами интервьюировать приятельницу Фьорини, мне случайно довелось увидеть третий раунд боя Паттерсона с Джохансоном.

— Ты мне не говорил, что был в городе.

— Я несколько раз бывал в Майами, но не оповещал тебя, — отчеканил Кэл так, что у меня уже не было желания развивать дальше эту тему.

— И как прошел бой?

— На уровне клубного, не больше. А ведь они считаются чемпионами. Я упомянул об этом лишь потому, что случайно столкнулся с Сэмми Джанканой, и он был в великолепнейшем настроении. На руке у него висела чрезвычайно привлекательная девица. Просто обалдеть. Из тех, ради кого мужчина готов пойти на убийство. Поразительное сочетание — брюнетка с зелеными глазами.

— Ты не знаешь ее имени?

— Что-то вроде Макмэрфи или Мо Мэрфи. Имя не очень для нее подходящее.

— Это не она была с Кастро?

— Безусловно, нет. Почему тебе вдруг пришла в голову такая мысль?

— Описывая девицу Фьорини, ты сказал, что у нее были черные волосы и зеленые глаза.

— Ничего подобного. — Он явно огорчился. — Я что же, оговорился? Или ты неправильно услышал? Девица Фьорини блондинка с зелеными глазами.

— Значит, ты оговорился.

— Как странно. — Он ущипнул меня за бицепс достаточно сильно, чтобы и я почувствовал его боль. — Может, mayombero мухлюет надо мной.

— Ни в коем случае.

— В общем, пока у тебя мозги работают, веди дневник.

— Дассэр.

— С самого начала сделай кого-нибудь центром своего внимания. Это сфокусирует твои записи.

Апрель 1961 года

В случае моей смерти эти страницы должны быть вручены лично Киттредж Гардинер-Монтегю, Техническая служба. Особое задание. Исполнителем моей воли будет мой отец Бордмен Кимбл Хаббард; в случае необходимости он определит секретность этих страниц. Я вовсе не хочу ставить в неловкое положение миссис Монтегю или исполнителя моей воли.

Пусть эта первая запись служит заглавной страницей. Последующие записи будут вкладываться в конверты и передаваться на хранение, как было оговорено.

Эпицентр, 4 апреля 1961 года

Это первая страница, которая вкладывается в запечатываемый конверт.

После некоторых размышлений я решил вести дневник. Вторжение на Кубу намечено 17 апреля, а это ровно через две недели. Как только будет обеспечено передовое охранение, я полечу на плацдарм с лидерами эмигрантского Кубинского революционного совета. Возможно, я буду описывать последние две недели моей жизни.

5 апреля 1961 года

Хочу здесь извиниться, Киттредж, за подобный метод общения. Вы можете спросить, почему я не передал вам это через Хью. Пожалуйста, внушите ему, что никто, за исключением, пожалуй, моего отца, не оказал такого влияния на мою жизнь. У Хью необычайно могучий и решительный склад ума, и именно по этой причине я не хочу, чтобы он был между нами посредником. Если по каким-то своим, достаточно веским причинам он решит, что вы не должны видеть эти страницы, он их уничтожит. Поэтому одна мысль, что он может прочесть этот дневник, повлияет на мою манеру письма. В конце концов, вот уже восемь лет — с того летнего дня, когда мы познакомились в Крепости, — как я безнадежно влюблен в вас. Если я умру в бою от шальной пули, предназначенной для поражения более военной цели, я уйду из жизни, благословляя мою любовь, так как она дает мне моральную силу встретить смерть и сражаться за дело, в которое я верю, несмотря на все сложности взаимоотношений Альфы и Омеги. Наша борьба с коммунизмом придает достоинство и решимость одинокой душе. Поэтому я полагаю, что занимаюсь правильным делом, и люблю вас. Поскольку я питаю глубокое уважение к Хью и, однако же, признаю, что косвенно покушаюсь на его семейный очаг, я считаю себя теперь его отсветом.