Норман Мейлер - Призрак Проститутки

Я внимательно изучил карту и место предполагаемой высадки, но берег оказался сильно изрезанным. То, что гордо значилось на карте прибрежным островком, то и дело оказывалось мангровыми зарослями, торчавшими из воды рядом с коралловыми рифами. По плану, пересев в резиновые лодки и погрузив на них боевое снаряжение и ящики с сигнальными ракетами, мы должны были отойти от «Принцессы» на несколько миль к югу в поисках нашего пляжа. Однако если из укрытия в мангровых зарослях с ревом выскочит хоть один патрульный катер, мы должны повернуть назад и юркнуть в ближайший проток, куда катер не сможет за нами последовать.

Чем ближе мы подходили к берегу, тем чаще видели другие суда. В отдалении проплывали сухогрузы и рыболовные траулеры. Эскадра из восьми боевых кораблей ВМС во главе с эсминцем шла, по-видимому, из Ки-Уэста куда-то в восточном направлении — не к линии ли «карантина»? Естественно, наш радиопередатчик молчал. Но мне было все равно — мой интерес к внешнему миру почти угас, и то, что нам предстояло сделать, казалось единственно важным. В течение последнего часа кубинцы готовили резиновые лодки, надували их, проверяли оборудование, доставали из ящиков оружие и перетаскивали ящики с ракетами из трюма на палубу. Мы с Батлером в этой суете не участвовали, находясь в ранге то ли представителей ЦРУ, то ли почетных гостей. Если задаться вопросом, какую пользу мы приносили, можно сказать, что наше участие в рейде было не более чем безрассудной выходкой. Я физически ощутил, что такое страх, и понял, что ничего особенного при этом не происходит. Просто едва заметная горечь в носоглотке, и все. Да еще я понял, что самоконтроль автоматически не срабатывает.

Тут заговорил Батлер.

— Мы с тобой садимся в одну галошу, — сказал он чуть с хрипотцой, но довольно дружелюбно.

— Хорошо.

— Ты — пассажир.

Я не почувствовал ни облегчения, ни унижения.

— С нами — надежные ребята.

— Проверял?

— Тренировался вместе с двумя-тремя. Если с самого начала заладится, тогда плевое дело. А если нет — пиши пропало, никакая подготовка не поможет. Начнется неразбериха — для кастровцев хуже, чем для нас.

— Послушать тебя — так ты бывалый.

— Я был на Плайя-Хирон.

— Что?

— Неофициально.

— А почему никогда не говорил?

Дикс пожал плечами.

Я понятия не имел, правда это или нет. Может, и в самом деле так, подумал я и разозлился на Батлера. Я-то полагал, что мы идем в этот рейд на равных — новичками. Я считал, что это может ликвидировать отторжение, которое возникало при каждой нашей встрече со времени той жуткой ночи в Берлине. Но теперь, черт возьми, я чувствовал себя ритуальным бараном. Поэтому и разозлился, и раздражение вытеснило страх.

Последние полчаса на борту «Принцессы» я потратил на знакомство с чешским автоматом, который кто-то сунул мне в руки. Он был снабжен кривым рожком с тридцатью девятимиллиметровыми патронами, имел переброс с полуавтоматического режима на очередь и, должно быть, годился для стрельбы с бедра при отходе на лодке. Эффективность такой пальбы не могли гарантировать и многочасовые тренировки.

Кубинцы спустили резиновые лодки на воду и погрузили в них водонепроницаемые ящики один за одним. Потом туда забрались и мы, по шесть человек в лодку. Эухенио Мартинес подошел попрощаться и остановился у поручней.

— Suerte [198] Удачи ( исп .). , — шепнул он, и мы пожали друг другу руку.

Я почувствовал внезапную легкость, даже какое-то очищение, будто впереди открывалась новая жизнь.

Долго размышлять на возвышенные темы мне не пришлось — я едва устоял на ногах и плюхнулся на скамью, тут же забыв о высоких материях. Нас то и дело подбрасывало на волнах и мотало из стороны в сторону слишком сильно для духовного озарения.

— Держите прямо на юг, — сказал Мартинес напоследок. Он будет поджидать нас примерно в том же квадрате через двадцать часов, то есть в одиннадцать вечера — было три часа ночи, — а если мы не появимся, будет подходить туда каждый час в течение всей последующей ночи.

На лодке были смонтированы компас и руль на фанерном щитке. Лодку вел Батлер со скоростью в десять узлов, и приглушенный рокот двух подвесных моторов растворялся в шуме ветра, который дул нам в спину. Хотелось верить, что никто не обнаружит в такой темноте маленькую черную лодочку, — волны вздымались гораздо выше нас, и силуэт ее мог быть замечен с берега лишь в те мгновения, когда мы переваливали через гребень волны. Никто не раскрывал рта — речь распространяется по воде легче, чем ровный гул мотора. Но я довольно отчетливо слышал звук еще одного движка, напоминавший негромкий рокот прибоя, и понял, что это наша вторая моторка идет параллельным курсом на свое отдельное рандеву. Ночной воздух был душен. Мы двигались нестерпимо медленно, будто увязая в подушках, и лодка была так тяжело нагружена, что от кромки борта до воды было дюймов шесть, не более, поэтому нам все время приходилось вычерпывать воду, которая перехлестывала через борт, уполовиненными пластиковыми стаканами из-под молока, выкрашенными в черный цвет и крепленными бечевкой к кольцу в днище лодки, — они хлюпали по резиновому дну, дополняя скромное звуковое оформление нашего похода.

Берег неумолимо приближался. На узкой отмели извивалась серебристой змейкой, фосфоресцируя, полоска прибоя. Кто там, на берегу, — наши люди или кастровские пограничники? Наконец резиновое днище лодки со скрипом уперлось в песок; я, как и все остальные, вскочил со скамьи, переступил через борт и оказался по щиколотку в воде, все мышцы напряжены, как стиснутый кулак. Без единого звука наша шестерка одним рывком втянула лодку на сушу, поближе к невысокому кривому деревцу, ветви которого буквально стелились по песку. В ночной тишине раздался грохот упавшей бутылочной тыквы. Звук прозвучал резко, как крик совы. Из темных зарослей, окаймлявших пляж, поползли полчища невнятных звуков — какой-то треск, щелчки, свистки, будто там одновременно трудились тысячи механических челюстей. Вероятно, буйная флора чем-то не угодила местной фауне, и прожорливые насекомые дружно принялись восстанавливать справедливость.

— Хаббард, — прошептал Дикс, — ты мне нужен.

Он забрался обратно в лодку и снял со скамьи рулевого подушку — это оказался свернутый большой черный мешок. Мы сунули в него голову, зажгли фонарик-авторучку и принялись изучать карту.

— Черт, мы выскочили не там, — прошептал Батлер. — Ошиблись на четверть мили, не больше, только вот в какую сторону — на восток или на запад?

Я склонился над картой. Рядом с точкой высадки на карте был обозначен ручей, деливший пляж на две части. На пляже, куда высадились мы, никакого ручья не было.