Иван Неручев - Особо сложные дела

«Это было осенью, — говорила Акимова, — кажется, во второй половине дня. Я зашла в булочную, и там мне нагрубила продавщица. Слышу позади себя сочувственный голос: «Не волнуйтесь, деточка». Я обернулась. Мне улыбалась пожилая, миловидная особа: «Не стоит портить нервы. К сожалению, она еще не понимает, что бескультурье теперь не в моде». Я пожала руку отзывчивой женщине — мы разговорились. Оказалось, живем почти рядом. Когда подошли к дому Дугласовой, она пригласила меня к себе. Она сделала это так просто и задушевно, что я, недолго думая, согласилась. У Дугласовой я познакомилась с ее соседкой по квартире Анной Кирилловной Губановой, которая была представлена мне как хорошая подруга и искусная портниха».

Анна Викторовна Дугласова излагала этот эпизод так:

«В булочной я бросила «пробный шар». Удача была полная. Я не думала, что гражданка Акимова такая чувствительная. Она поблагодарила меня за незначительное сочувствие чуть не со слезами на глазах. В разговоре я узнала, что ни одна из портних не удовлетворяет ее. Этим я и воспользовалась: затащила модницу к себе домой. Осторожности ради, я тут же поставила Акимовой небольшое условие: нашу мастерицу держать в строжайшем секрете, ибо Анна Кирилловна — честная труженица швейной фабрики и «недозволенным промыслом» не занимается, не считая, конечно, редких исключений, на которые ее вынуждают друзья».

Эти сухие протокольные записи далеко не полно, а кое в чем неточно передают события и даже отчасти комкают их. В деле имеются точные, исчерпывающие материалы; по ним мы и проследим дальнейшие события.

Первоначально Анна Викторовна «обрабатывала» Акимову одна, боясь, что ее партнерша Анна Кирилловна допустит по неопытности какой-нибудь промах. Правда, у самой Анны Викторовны практического стажа почти не было, зато теоретическая подготовка имелась солидная: окончила специальную двухгодичную школу, тренировалась у шпионов, прославленных в волчьем мире. Поэтому Анна Викторовна на первых порах плела паутину одна, была матерински нежной, заботливой, проявляла душевность, преданность. Немудрено, что Акимова полюбила Анну Викторовну и в душе называла ее «милой мамой».

Как-то Акимова призналась в этом своей старшей подружке и просила не обижаться: это совсем не намек на ее возраст… Это от чистого сердца.

— Разве я могу обидеться? — сказала Анна Викторовна. — Если хотите знать, — продолжала она с подкупающей искренностью, — эти ваши слова, моя дорогая, доставляют мне огромное удовольствие. Они содержат в себе добрые чувства. Я умею ценить их и плачу тем же.

И Дугласова рассказала про свои отношения с Анной Кирилловной. Они живут как родные сёстры, у них общий бюджет, общий стол, короче говоря, они составляют одну семью и, конечно, с радостью будут дружить с Варварой Петровной.

Во время очередной встречи «милая мама» сказала, что ей кое-что не нравится в Варварином характере; например, вся жизнь ее, Анны Викторовны, открыта для Варвары, а как живет Варвара — скрыто от подруг. А ведь суть дружбы в том, что постоянно думаешь о друге и хочешь знать, как он живет.

Варвара Петровна смутилась, вспомнив, что еще ни разу не пригласила к себе своих новых приятельниц. Правда, на это были причины: ее муж часть работы выполнял дома и терпеть не мог, когда ему мешали посторонние. И еще, — пожалуй, самое главное, — Варвара рассказала мужу о своем знакомстве с Дугласовой. В этом рассказе не всё понравилось Антону Никаноровичу.

— Это же, Варя, случайное знакомство.

— Ты прав, но это — такие душевные и простые женщины. Нехорошо всех брать под подозрение.

После замечания Анны Викторовны Акимова возобновила разговор с мужем, и Антон Никанорович в конце концов сдался: не стоит из-за пустяков огорчать жену.

И вот в один из ближайших выходных дней Анна Викторовна была приглашена на чашку чая к Акимовым.

На Антона Никаноровича она произвела великолепное впечатление. Теперь он уже не сомневался, что его Варя не ошиблась в выборе приятельницы.

На следующий же день Акимову позвонили по телефону в конструкторское бюро.

— Не хочешь ли, товарищ Акимов, заглянуть ко мне? — спросил Размахов, начальник отдела кадров завода.

— Сейчас или попозже?

— Предпочитаю повидать тебя сейчас.

В тоне Размахова Акимову послышались незнакомые нотки: то ли сухость, то ли встревоженность. В чем дело?

Он поспешил в отдел кадров. Размахов вместо обычной приветливой улыбки и протянутой руки молча кивнул головой, а потом спросил:

— Антон Никанорович, а не хранишь ли ты на квартире каких-нибудь служебных материалов?

— Думаю, что нет.

— Гм… только «думаешь». Значит, не убежден, что у тебя не завалялись где-нибудь, скажем в столе, те или другие черновые записи, расчеты, использованные чертежи?

Акимов развел руками. Он не понимал, куда клонит Размахов.

— Конечно, может быть, какие-нибудь листки и завалялись.

— В таком случае, товарищ Акимов, немедленно отправляйся домой и хорошенько проверь свое хозяйство. Ежели что обнаружишь, — всё тащи с собой; что не нужно, истребим, остальное сдашь на хранение, как положено.

— Могу ли узнать, чем вызвана такая срочность задания? И относится оно только ко мне или ко всем?

— Чем вызвано, не знаю, передаю распоряжение директора. И как будто бы директор интересуется только тобой.

Через полчаса Акимов был дома.

— Что случилось? — недоуменно спросила жена.

— Ничего особенного, Варя. Почему-то предложено посмотреть, нет ли у нас чего-нибудь недозволенного.

— Видимо, очередное профилактическое мероприятие, — улыбнулась Варвара и, подойдя к мужу, добавила: — не надо огорчаться…

— Откуда ты взяла, Варя, что я огорчаюсь?

— По лицу вижу…

— Мне просто жаль времени. Мог бы сделать вечером всё это…

Акимов занялся столом, перебрал книги. Всё в порядке. Очень хорошо!

Возвратись на завод, Акимов зашел к директору.

— Ваше срочное приказание, Алексей Алексеевич, выполнено, — по-военному отрапортовал он. — У меня, конечно, ничего дома быть не могло: на квартире я давно выполняю только что-нибудь второстепенное…

— У нас нет второстепенного, всё значительно. И потом, не надо забывать, что опытный враг по тончайшей жилочке может проникнуть в сердце. Вот почему, к слову будь сказано, я велел заготовить приказ, которым категорически запрещаю брать на дом любую работу.

— Лишнее напоминание никогда не помешает, — согласился Акимов, — но обидели вы меня зря.

— Я тебя обидел? Чем?

— Во-первых, вы побеспокоились только обо мне. С одной стороны, нужно благодарить за внимание, а с другой — от такого внимания кошки скребут на сердце. Во-вторых, и общий приказ как будто бы вызван каким-то новым отношением ко мне…