Иван Неручев - Особо сложные дела

— Не стоит… вам надо спешить на свадьбу.

— Уж если помогать, так помогать… Давайте сообща разыщем вашу матушку, вы передадите ей лекарство, и махнем на бал.

Голубцов начинал понимать серьезность своего положения.

Герасимов и шофёр так подошли к Голубцову, что ему и рук не поднять. Но к оружию прибегать, безусловно, рано. Голубцов собирался с мыслями.

— Послушайте, вам дьявольски везет: мой друг пригласил для вас даму — взгляните! — Герасимов кивнул в сторону приближающихся к ним сержанта с женщиной в пуховом джемпере.

Голубцов сделал попытку рвануться в сторону. Его молча сжали с двух сторон Герасимов и шофёр.

— Ведите себя спокойно, — тихо посоветовал Герасимов, показывая удостоверение личности. Взял из рук Голубцова палку и сказал: — Сдайте оружие…

— Заодно посмотрите и мое удостоверение на право ношения пистолета…

— Я вам и без того верю, — достав из правого кармана небольшой пистолет типа «браунинг», сказал Герасимов. — Еще есть что-нибудь?

— Кроме горсти леденцов и денег — ничего…

Сержант подвел женщину:

— Познакомьтесь!

Женщина молчала, потупив глаза. Голубцов продолжал вызывающе смотреть на окружающих. Их повели к машине. Там произвели дополнительный обыск. Исследовали палку и зонт. И в палке и в зонте микроскопические радиостанции. В газете, переданной Голубцовым женщине, находилось несколько листков с карандашными набросками Василия, которые шулерски подменил лазутчик, спалив, вместо них, чистые листы бумаги; обстоятельный, зашифрованный бисерным почерком на пяти страницах тончайшей бумаги, по всей вероятности, отчет. Больше у женщины ничего не нашли; не оказалось у нее и документов, удостоверяющих личность. Голубцову же были переданы женщиной странички синей тонкой бумаги, очевидно, с текстом, который надо проявить…

Голубцов молчал, по-волчьи следя за действиями своих разоблачителей. Не надеялся ли он уйти? Может быть. Женщина тоже молчала.

Внешне эту группу людей можно было принять за туристов. Кстати, к ним направляется еще машина, кажется, такси, номер знакомый. Что за чудо! И шофёр знакомый. Оказывается, он, починив машину, решил разыскать своего пассажира. Жаль на холостом ходу гнать ее обратно.

— Опоздал малость, товарищ, — прервал его объяснения Герасимов, — но ничего, управились сами…

Сержант обратился к Голубцову:

— Может быть, вы скажете нам что-нибудь о Василии Ивановиче? Как вы с ним расплатились за его гостеприимство?

Голубцов с минуту молчал. «Вот оно откуда идет… Какой страшный просчет!»

Вытянулся в струнку и взял под козырек:

— Честь и слава сильнейшим! Нет, нет, я, как мастер своего дела, искренне преклоняюсь перед вами…

Достал из кармана конфеты:

— Угощайтесь! Буду объективен… вы настоящие мастера.

Герасимов и Антипов отказались от угощения.

— Брезгаете?.. — усмехнулся Голубцов. — Дело, конечно, ваше… Была бы честь оказана… Прошу. — Голубцов протянул конфеты женщине в пуховом джемпере. Руки ее дрожали, когда она брала конфету.

— Сладкое подкрепляет, — добродушным тоном сказал Голубцов. — Ваше здоровье, господа! Желаю вам дальнейших успехов на вашем благородном поприще. — Он бросил конфету в рот и, хрустнув несколько раз зубами, проглотил ее. То же самое сделала и женщина, почему-то закрыв глаза и держась левой рукой за лоб…

Некоторые обстоятельства вынуждают меня закончить рассказ справкой. Лазутчика и его помощницу судить не удалось из-за их смерти: они отравились конфетами. Сержант Антипов за проявленную бдительность получил награду и направлен в школу для получения специального образования. Герасимова тоже отметили за хорошо разработанный план операции, но сильно пожурили за существенный недосмотр. Хватило же смекалки самим не проглотить яд; почему же он позволил это сделать врагам? Ведь они наверняка унесли с собой весьма ценные данные. Всё говорит за то, что среди наших людей орудовал чрезвычайно опасный зверь.

До восемнадцати лет Сергеев жил в деревне, учился в средней школе, в дни каникул и в свободное от учебы время работал в колхозе. По окончании десятилетки ему очень хотелось поступить в театральный институт; разубедил учитель географии: доказал, что актера из него не получится, голос слабоват. Под влиянием того же учителя он решил стать «бродягой»-географом. Однако через месяц после начала занятий в университете с географического факультета перешел на юридический. И тут не обошлось без стороннего влияния. На этот раз в его судьбу вмешались товарищи по общежитию, студенты-юристы, тоже первокурсники, но уже возомнившие себя будущими знаменитостями. Друзья нашли, что Петр Сергеев обязан стать юристом, после того как он помог одному из них разоблачить нечестную игру девушки, претендентки на его руку и сердце, проживавшей в Саратове. Они хотели пожениться, но молодой человек раздумал, решив, что рановато: брак затормозит или сорвет его учебу. Тогда девушка перешла к решительным действиям: судя по письму ее подруги, она приняла яд, попала в больницу и находится чуть ли не при смерти. Молодого человека это сообщение ошеломило, и он собирался лететь в Саратов. Товарищи приступили даже к сбору средств на покупку билета. Сергеев взял конверт, повертел его в руках и спросил страдающего товарища — не сохранилось ли у него писем возлюбленной. Конечно, письма сохранились. Сергеев сличил их почерк с почерком, которым был написан адрес отправительницы печального уведомления, и уверенно сказал:

— Полет отменяется… трагедия дутая!

Его попросили расшифровать это многозначительное заявление. Что ж, можно расшифровать. Он сделает это с большим удовольствием. Почерк прежних писем девушки и почерк обратного адреса отправительницы последнего письма тождественны. Объясняется это просто: симулянтка попросила подружку написать письмо, по всей вероятности, продиктовала его. Письмо было законвертовано, и отравившаяся сама понесла его на почту. Письмо отправлялось заказным. Когда оно было подано к отправке, его вернули и… попросили написать адрес отправителя. Девушка, не подумав о последствиях, приложила к конверту свою «умирающую» руку и… выдала себя с головой.

Доводы Сергеева показались настолько убедительными, что его стали поздравлять. В тот же день телеграфно запросили саратовских друзей. Ответ принес следователю-любителю полное торжество.

И надо сказать, что опыт пробудил в Сергееве вкус к работе следователя, он почувствовал, что именно здесь его настоящее призвание. То, что он не ошибся, подтвердила его первая производственная практика в органах дознания.