Иван Неручев - Особо сложные дела

Она, конечно, может пойти куда следует (а вернее, куда не следует, — шутливо добавил он) и обо всем рассказать. Разумеется, в этом случае ему обеспечена «вышка» — смерть… А ей? Судьба ее сложится не лучше. Они совместно успели уже причинить огромное зло тому народу, от имени и в интересах которого будет действовать правосудие. Может быть, целесообразней поэтому не горячиться, проявить благоразумие, выдержку, немного поволноваться и… снова зажить в свое удовольствие?!

С этими словами он выложил на стол несколько пачек новеньких сторублевок — 25 000 рублей. Она может располагать ими по своему усмотрению. В любое время он может получить еще, и столько, сколько им потребуется. Само собой разумеется, злоупотреблять деньгами не надо, следует опасаться бдительности советских людей…

Тут же муж потребовал от нее новых данных, как будто бы для уточнения старых. Она подчинилась этому требованию, но в душе решила завтра же бежать… Надо спасаться во что бы то ни стало!

Пришло «завтра», но оно не оправдало надежд: женщина осталась с петлей на шее, у нее нехватило силы расстаться с мужем, которого, даже теперь, она продолжала любить.

Ею овладело тупое равнодушие. Она решила во всем положиться на господа. (Подсудимая просит не осуждать ее религиозность. У каждого человека свои убеждения.)

Когда началась война, муж убедил ее, что как только фашисты займут их район, — можно будет уйти в отставку, на обеспеченный, бессрочный отдых. Риск позади, страх позади. А впереди — бесконечное счастье…

Через некоторое время немцы действительно приблизились к району, уже слышались орудийные выстрелы. И он и она «работали» с крайним напряжением сил, похудели, проводили ночи без сна. И с каждым днем она всё явственнее ощущала изнуряющий душу страх; она боялась признаться в этом мужу, боялась, что он прикончит ее. (Муж рассказывал, что, по правилам их работы, малодушных беспощадно убирают с пути.) А неприятелю необходимы были всё новые и новые данные. Спешно, особо срочно! Порой казалось — всё рухнет, не выдержат нервы. Спасала близость избавления: еще день-два, пусть неделя, и они свободны навсегда! Они заберутся куда-нибудь в немецкий тыл, возможно, в какую-нибудь другую страну. (Она серьезно мечтала попасть в Грецию, повидаться с дедушкой.)

Не тут-то было: гитлеровцев остановили. Муж и она получили приказ эвакуироваться из района вместе с советскими гражданами, однако не дальше прифронтовой полосы. Роль им вменялась прежняя. Она обязана будет любой ценой устроиться на работу, связанную с телеграфом… Он же… С ним было сложнее, — во всяком случае так говорил он. Землемеры в прифронтовой полосе не нужны. На военную службу его не брали: имел устойчивую «чистую». Возможно, устроится каким-нибудь эвакуатором при местном Совете или займется любой другой работой, лишь бы не навлечь подозрений…

Она не выдержала, спросила в упор:

— Когда же конец?!

— Никогда, — ответил он как будто даже с огорчением. — Это на веки вечные. С этого «дела» отпускают только на тот свет, и обычно раньше, чем хотелось бы… Даже если кончится война, всё равно не уйти: «дела» будет по горло, каждый твой шаг, каждое твое желание — всё будет учитываться, всё принадлежит не тебе, а им. После войны мы займемся вылавливанием неблагонадежных, всякой там крамолы. Это тоже ценится и оплачивается щедро…

Она еще раз ужаснулась и… снова положилась на волю господа.

Эвакуировались в небольшой город В. На работу поступила сравнительно легко (она заранее запаслась отличными рекомендациями) и работала не покладая рук, с начальством и сослуживцами установив добрые товарищеские отношения. Ей доверяли, никому и в голову не приходила ее истинная роль. И тем не менее, душа была в смятении, что-то черное, отвратительное подбиралось к ней. Муж с некоторых пор повел себя странно. Они стали жить раздельно… Причем она не знала, где он живет. Даже сведения она должна была передавать ему где-нибудь на улице. Места встреч он назначал каждый раз новые. Всего этого требовали якобы условия особой конспирации.

Нервы бунтовали. Она часто плакала, по ночам просыпалась, вскакивала, пыталась куда-то бежать, часами потом дрожала мелкой дрожью и думала, думала, думала… Решила, наконец, объясниться с мужем. Иного выхода нет, всё равно пропадать.

Выслушав жалобы, муж сказал, что, вероятней всего, они снова «воссоединятся»; он уже запросил соответствующее разрешение (собачья жизнь, согласитесь сами!). Она ссылалась на свое бессилие, на страх. Загнал куда-то на окраину, забыл, что она женщина, забыл о своей прежней тактичности и чуткости, — всё забыл. Эта беседа закончилась мерзко: он надерзил и открыто угрожал.

Очередная явка. Она должна, как всегда, с точностью до одной минуты — в 21 час явиться на Первомайскую улицу, к дому 12 и там передать мужу важные данные. Она решила еще раз поговорить с ним. Ей казалось, что она его теряет… Но это невозможно! Она не может остаться без него… Она ему скажет, что не желает впредь стоять в стороне от его хлопот, его усилий… Теперь она знает свою роль и хочет вести ее так, как надо: смело будет смотреть опасности в глаза, будет радоваться его радостями, страдать его страданиями. Она вернет его расположение, вернет!

Размышляя об этом, она обнаружила, что сбилась с пути. Плохо!.. Муж ждать не будет. Он предупредил, что одно ее опоздание, и его перебросят в другую местность… Но что общего между ее оплошностью и его работой? Не придирка ли тут? Может быть, он ищет предлога порвать с нею, избавиться от нее? Уж лучше убил бы…

Плохо зная город, она спросила встречную женщину, как пройти на Первомайскую. «Такой улицы поблизости нет». Пошла дальше. Натолкнулась на какого-то человека, спросила всё о той же Первомайской.

Человек закурил, видимо, умышленно, чтобы раз глядеть ее лицо. Она успела определить, что он лейтенант, танкист, совсем еще юный. Лейтенант оказался очень любезным. Он великолепно знает Первомайскую улицу, им по пути. Она растерялась: как быть? Как отвязаться от ненужного спутника?! Не дай бог заметит муж, она тогда пропала… Лейтенант шел рядом, посматривая на нее. Неужели он чувствует ее состояние? Говорят же, что можно не только чувствовать, но и читать мысли на расстоянии… А что если он работник специального органа?

Лейтенант спросил, какой дом ей нужен. Назвала первую пришедшую на ум цифру. Лейтенант оживился. Какое приятное совпадение: это как раз тот дом, где он расквартирован с товарищами. Интересно, кто ей нужен? (Неужели это замаскированный допрос?). Что ответить? Надо снова врать… А вдруг невпопад?! Она машинально прислонилась к заборчику. Лейтенант извинился и взял ее под руку. Он считает своим долгом помочь ей. Она сделала слабую попытку освободить руку, но из этого ничего не вышло. Лейтенант спросил, почему она дрожит. Промолчала. Что ответишь?! Напряжение нарастало. Лейтенант, после длительной паузы, снова стал допытываться, кого же ей всё-таки надо в доме номер 20? Она рискнула; ей надо девушку, по имени Вера…