Иван Цацулин - Опасные тропы

В метро и троллейбусе Чистяков пересек всю Москву, на Савеловском вокзале купил билет и в поезде местного сообщения отправился дальше. На одной из станций вышел, пересел в автобус. Сошел на пустынной остановке, по привычке зорко осмотрелся и быстро зашагал в сторону от шоссе. Скоро извилистая тропинка привела его к одинокой, окруженной высоким забором дачке, со всех сторон скрытой деревьями, густым кустарником. Адам Адамыч отпер калитку — здесь он был дома. Именно тут находилось его настоящее логово. Понятно, в этих краях у него была другая фамилия и другое «лицо», о пенсионере И.Г. Битюгове здесь никто никогда не слышал.

Через час он снова покинул дачу. На этот раз он спешил к автобусной остановке. Никто не узнал бы теперь в нем того представительного мужчину, что совсем недавно на этой же остановке вышел из автобуса. Уголовник с большим стажем, он отлично знал цену гриму и давно овладел искусством основательно изменять свою внешность. Сейчас он «играл под старичка», выходца из деревни: мятый и грязный картуз, рубаха навыпуск, подпоясанная стареньким крученым пояском, поношенные яловые сапоги, кургузенький пиджачишко с обтрепанными полами и порванными петлями. Опирался он на гладко отполированную временем толстую суковатую палку. Адам Адамыч направлялся в Краснополянский район.

Было уже довольно поздно, когда он добрался до нужного ему места. Автобус побежал дальше по шоссе, к Москве, а он через заводской поселок направился к парку.

Народу в парке гуляло много. Чистяков не спеша прошелся взад-вперед и скоро очутился у танцплощадки. Под радиолу танцевали вальсы, все было благопристойно. Адам Адамыч расположился поблизости на пенечке. Совсем рядом грудастая баба в деревенском, полном сборок платье, лузгала семечки, вздыхала, зевала. Посмотрела на незнакомого старичка, сплюнула пренебрежительно, проговорила:

— Нет у нас мущинов самостоятельных, скушно.

— И всегда так? — осведомился он.

— Да не… Рази б я стала сюды ходить? Да ни в коем разе!

На танцплощадке как-то по-новому зазвучала музыка, новая пара плавно шла по кругу — ладный парень в военной форме без погон и симпатичная девушка в модном платьице.

— От нечистый дух! — завосхищалась баба парнем. — Ишь как дает! Ну да недолго ему прыгать с ней-то!

Она оказалась права, буквально через несколько минут у входа на танцплощадку послышался шум, кто-то непристойно ругался, кому-то грозил…

— Пришел… — шепнула баба с семечками.

Проследив за ее взглядом, Адам Адамыч увидел худощавого паренька с искаженным злобой лицом, с решительным видом направлявшегося к центру танцплощадки. Девушка, что шла в паре с военным, испуганно бросилась в сторону, все шарахнулись кто куда. Теперь посреди танцплощадки остались только двое, грудь к груди.

— Што, бригадмил, пользуешься своим положением? — тихо, но так, что все слышали, спросил хулиган.

Парень в военной форме смолчал.

— Последний раз говорю, Володька: будешь у меня под ногами путаться — пришью.

— Вот что, — спокойно заговорил военный, — коли выпил, закусывать надо. Будешь хулиганить — не взыщи, отправим в милицию. А угрозами не бросайся, слишком часто что-то ты мне грозишь. Не угодить бы тебе опять туда, откуда тебя совсем недавно выпустили, — он повернулся и отошел. Противник зловеще молчал, смотрел ему вслед, зло прищурившись.

— Он что ж — из тюрьмы недавно? — догадался Адам Адамыч.

— Гришка-то Ножевой? — баба снова принялась за семечки. — Угу…

— Ну вот, а говорила, что нет настоящих мущинов… — усмехнулся Чистяков. — Вот они — сразу два и один другого стоит.

Баба покосилась на старичка, смахнула с подбородка шелуху.

— Эти-то? Две большие разницы! — Подумала, произнесла уверенно: — Гришка его обязательно зарежет, потому — озлобился Гришка в тюрьме-то, а таперича Клашка замешалась, никак они ее не поделют.

— Он что же, зазря сидел, что ли? — спросил Чистяков.

— Зазря!.. — баба чему-то возмутилась, уставилась на незнакомца выпученными глазами. — Да кто ж тут не знает, што Гришка — убивец? Его и кличут не иначе как Ножевым. Гришка Ножевой. — И снова убежденно закончила: — Зарежет ён его, как пить дать.

— Вы что же, в свидетели идти собираетесь? — спросил Адам Адамыч. Женщина даже подскочила от испуга:

— Не приведи бог, его же дружки потом разделаются.

— А чего же ходишь сюда?

— Да так, любопытно все-таки, — баба зябко передернула жирными плечами.

Из дальнейших расспросов узнал Адам Адамыч все о Гришке Ножевом, и о бригадмильце, недавно демобилизовавшемся из Советской армии, и о его невесте Клаше, девушке с модной прической, которая, к несчастью, понравилась уголовнику Ножевому. В ту ночь поздно возвратился Чистяков в свою берлогу, а потом зачастил в Краснополянский район, как зверь, вынюхивал Гришкины следы, крутился незаметно возле танцплощадки в заводском парке. И однажды случилось такое.

Любопытная баба, встречавшая его теперь как старого знакомого, шепнула, замирая от ужаса:

— Седни, обязательно седни… Вот увидишь.

— Так его нет, Гришки-то… — дурачком прикинулся Чистяков.

— Приятель какой-то, што ль, у него объявился, пьют седни аж с самого утра.

— Сама видала?

— А то нет… Девки-хабалки к окну липнут, ну и я, значица, одним глазком…

— Приятеля-то видала?

— Не. Он в святом углу притулился, с улицы не видать.

Адам Адамыч про себя усмехнулся: он-то знал, кто и для чего спаивает Гришку Ножевого.

Демобилизованный парень снова танцевал со своей невестой, снова шум и гам возникли у входа, но на этот раз события разворачивались иначе. Ссора перешла в драку. Гришка Ножевой схватился со своим противником, рычал, матерился.

Адам Адамыч так и прилип к загородке, окружающей площадку. Баба стояла рядом, тряслась от страха. Взглянула на старичка:

— Милицию, што ль, покликать?

— Позови, — ответил Адам Адамыч, не в силах оторвать взгляда от того, что происходило перед его глазами, — он ждал.

Спотыкаясь, баба метнулась куда-то в сторону, запричитала. Люди сгрудились вокруг дерущихся. Становилось ясно, что хулигану не справиться с противником, в руке Гришки неожиданно сверкнул нож, и в тот же миг бригадмилец упал навзничь и затих. Гневный крик раздался над парком и много рук протянулось к убийце. Гришка поднял окровавленный нож:

— Не подходи, убью!

На танцплощадке творилась невообразимая суматоха, многие в страхе разбегались, но группа парней плотным кольцом окружила преступника. У входа опять зашумели — подоспела милиция. Неожиданно погас свет, стало абсолютно темно. Ножевой почувствовал, как кто-то с силой выхватил его из смертельного круга, незнакомый голос шепотом скомандовал: