Иван Цацулин - Опасные тропы

— И они, конечно, предлагают провести профилактику? — осведомился Тарханов.

— Так точно, товарищ генерал, — подтвердил Соколов. — Высказывают предложения установить с ней контакт, раскрыть ей глаза, предостеречь. Возможно, она даже могла бы оказать нам какую-то помощь…

Тарханов отрицательно покачал головой. Сказал с грустью:

— Я товарищей понимаю, но идти на такой риск не имею права. Какая уж тут профилактика! А вдруг в полученных нами сведениях есть неточность? А представьте себе, им удалось завербовать ее. Ведь мы с вами не знаем, зачем она им вообще потребовалась! Тогда она поможет, но не нам, а Крысюку. К чему это может привести, я только что говорил. Нет, на такой риск нам права не дано, Иван Иванович. Теперь о Патрике Смите… Его надо найти и арестовать во что бы то ни стало и как можно скорее. Хватит ему резвиться.

— Разрешите доложить, товарищ генерал, утвержденный вами план частично уже выполнен, — сказал Соколов. — Скрывшийся из Расторгуева Чистяков обнаружен неподалеку от Москвы…

— Вы все-таки рассчитываете через этого мерзавца придти к Смиту?

— Крепко рассчитываю, товарищ генерал. Долго обойтись без своих помощников Патрик Смит не сможет, в этом я уверен, и на этом построен весь наш план.

— Ну и как? Рассказывайте.

Полковник приступил к обстоятельному докладу…

В купе, кроме Степана Кныша, ехали еще трое: девушка, служащая в каком-то московском учреждении, бывший летчик и руководитель строительной организации на юго-западе столицы. Девушка старательно прихорашивалась перед дорожным зеркальцем, а когда встречалась взглядом со Степаном, делала строгие глаза и вообще всем своим видом стремилась выразить неприступность и равнодушие. Степана эта наивная игра забавляла.

Летчик и строитель всю дорогу играли в шахматы с переменным успехом: оба большие, грузные, шумливые, от души радовались тому, что вырвались в отпуск, проведут на юге бархатный сезон. И все-таки отрешиться от повседневных дел они никак не могли, постоянно делились наболевшим, что мучило каждого из них еще совсем недавно. Кныш вышел в коридор и остановился у окна, напротив полуоткрытой двери. Из купе слышался хрипловатый басок летчика.

— Над линией фронта тянем, вижу — с мотором что-то неладно… А цель найти и отбомбиться нужно. Что тут делать? Мой второй говорит — давай как-нибудь поосторожней, беда, мол. Да ведь на всякую беду страха не напасешься, смерти бояться — на свете не жить. Перемахнули через фронт, осмотрелись, все в порядке, над целью… Ну что же — шандарахнем? Ну и шандарахнули, небу жарко стало. Зенитки как взяли нас в оборот, аж засумневался я… Думаю: «Защекочут до смерти… Собьют, только кости мои загремят». А жить как хочется, сказать невозможно, до смерти жить хочется! Думаю, непременно прорваться надо. Как удалось уцелеть — до сих пор в толк не возьму.

— Не защекотали, значит? — слышался голос строителя.

— Страхом отделался, — признался летчик.

Летчик не хвастался: на лацкане его пиджака Степан заметил звезду Героя Советского Союза.

Девушка прошлась мимо Степана и раз и два, как бы невзначай косила в его сторону выразительными глазами, поводила плечиками. Мысли Степана переключились на Ростов, и он вспомнил, как когда-то Аггей Чурилин назначал ему там свидание, на которое сам и не собирался приходить. Где был Чурилин и что делал в Советском Союзе? Вспомнил, как к нему приезжал капитан Пчелин с фотографией Чурилина, пришлось тогда помочь органам государственной безопасности установить личность этого человека; и Степан понял, что Аггея арестовали. Естественно, он не мог допытываться, при каких обстоятельствах схватили его бывшего напарника, но чувство удовлетворения испытал огромное — одной гадиной будет меньше. А теперь вот опять Ростов и предстоящая встреча в вокзальном буфете. Кныш снова и снова перебирал в памяти наставления, полученные от полковника Соколова… Полковник оказал ему великое доверие — остальное зависело от него самого…

Стоя у окна в коридоре вагона, он размышлял о том, как аккуратнее связаться с сотрудниками органов государственной безопасности в Ростове, что они будут где-то поблизости от него, в этом он не сомневался.

А колеса все отстукивали по рельсам, а соседка все курсировала взад и вперед, и Степану даже стало жалко ее. На горизонте виднелись шахтные терриконы — поезд шел через Донбасс.

— Не хотите ли закурить? — неожиданно послышалось рядом.

Кныш быстро обернулся. Крепкого сложения пожилой мужчина, с жесткими чертами лица и серыми неулыбчивыми глазами протягивал ему пачку «Казбека».

— Благодарю, не курю, — ответил Кныш.

Не убирая коробки, собеседник настойчиво сказал:

— Иногда одну выкурить бывает полезно… Прошу, — и в ту же минуту другой рукой вынул из кармана носовой платок: на синем фоне мелькнула золотая стрела.

Степан не выдал охватившего его волнения: полковник Соколов был прав, за ним следили! Что же они знают о нем? Но дело сложнее — зачем им понадобилась эта встреча здесь? Ведь его ждут в Ростове… Однако уклоняться от контакта с этим человеком значило бы навлечь на себя подозрение. Все эти соображения промелькнули в голове Степана в течение секунды. Без колебаний взял он с безразличными видом из коробки папиросу, заранее положенную сверху.

— Благодарю, — и сунул ее в рот.

Через несколько минут прошел в туалетную комнату, вскрыл мундштук папиросы: как он и предполагал, там находилось шифрованное распоряжение Смита. Мухину приказывалось вслед за человеком, вручившим ему шифровку, покинуть поезд, не доезжая Ростова, и следовать за ним. Там он будет ждать прихода Смита, от которого непосредственно и получит дальнейшие приказания. Такой поворот событий осложнял дело: куда и зачем Смит заманивает его? Почему неожиданно отменена встреча в Ростове? Распоряжение, полученное вот сейчас, в поезде, ставило Степана в положение, которого он не смог предвидеть заранее, — терялась связь с полковником Соколовым и его людьми. Мучило и другое — поверят ли ему, что исчезновение его по пути в Ростов произошло не по его инициативе? Все это следовало продумать за несколько минут, осторожность подсказывала: медлить с решением опасно, это могло насторожить подосланного Смитом человека. Кныш внимательно осмотрел свое лицо перед зеркалом и лишь после этого решительно шагнул в коридор — теперь он был таким, каким его учили быть в форту Брэгг, — решительным, бесстрастным, настороженным, враждебным всем и вся. Человек от Смита — это был Адам Адамыч — стоял у окна и курил. Когда Кныш проходил мимо, он бросил вслед ему только одно слово — название станции, на которой, как тотчас догадался Степан, им следовало сойти с поезда.