Николай Асанов - Чайки возвращаются к берегу. Книга 2

Да, Петерсон действительно «созрел», но не стал от этого менее опасен. Скорее наоборот. Маниакальная подозрительность могла заставить его пустить в ход оружие против любого человека, который показался бы ему опасным.

Генерал Егерс поставил вопрос: как изолировать Петерсона, не вызвав подозрения англичан? Это не Том и Адольф, которые шли самостоятельно и могли провалиться когда угодно и где угодно. Петерсон был аккредитован в группу Будриса как инспектор отдела «Норд» английской разведки. Он встречался с Будрисом, о чем сообщал англичанам, долго жил в лесном отряде. Руководители отдела «Норд» — опытные и умные люди. Если Петерсон провалится, они прежде всего подумают о том, что он даст показания на первом же допросе: на эту мысль их натолкнут собственные письма и радиограммы Петерсона, из которых видно, как он изнервничался. Но если он будет давать откровенные показания, то прежде всего выдаст всю группу Будриса. А группа должна еще работать.

В то же время Петерсон уже разоблачил, как известно присутствующим здесь товарищам, нескольких кадровых агентов английской разведки. Эти агенты, активно действовавшие в Латвии перед войной и в первые послевоенные годы, были затем, если так можно выразиться, законсервированы англичанами и ожидали нового сигнала к действиям. Такой сигнал последовал от английской секретной службы через Петерсона. Оставлять на свободе этих агентов мы не имеем права, но одновременно с этим должны подумать, как использовать их в наших интересах в радиоигре с англичанами.

Всегда невозмутимый и спокойный, полковник Балодис, вот уже три с половиной года живший бок о бок со своими заклятыми врагами, встречавшийся с ними один на один и со многими сразу, знавший, что любой промах может оказаться смертельным для него, как для минера смертельна любая ошибка, встал по знаку генерала и твердо сказал:

— Есть только один выход: инсценировать героическую смерть шпиона. Английские разведчики обожают романтику. А что может быть выше героической гибели во славу королевы? Для англичан Петерсон умрет во время очередной радиопередачи. Такая передача, по расписанию Петерсона, состоится в следующую среду. Проводить он ее должен из пустой дачи в Дзинтари, ключи от которой получил сразу по приезде в Ригу. Там же хранится и его рация. Перед отъездом Петерсона на дачу мы его арестуем. По расписанию передача назначена на двадцать один час тридцать семь минут. В двадцать один пятнадцать чекисты окружат дачу и инсценируют бой с Петерсоном и его помощником. Во время боя Петерсон и его напарник будут «убиты». Чекисты вывезут их «тела» на санитарной машине. Местные жители услышат разговоры чекистов о том, что оба шпиона убиты, что убиты и двое или трое чекистов, — надо же, чтобы англичане поняли: бой был нешуточный! Правда, потом придется ремонтировать дачу, холостыми патронами тут не обойдешься, надо, чтобы местные жители увидели выбитые двери, пулевые пробоины, разбитые окна и прочее, чтобы слух об убитых диверсантах достиг ушей какого-нибудь доброхотного корреспондента одной из буржуазных газет, а англичане немедленно запросят Будриса о том, куда исчез Петерсон, не вышедший на связь в условленное время. Будрис после недолгого расследования сообщит о гибели Петерсона и его помощника.

Затем генерал предложил обменяться мнениями о положении Эгле…

Эту зиму Эгле жил под наблюдением Коха на отдаленном хуторе. Его сознание затемнялось все чаще, и припадки шизофрении становились длиннее. Во время одного из таких припадков он пытался покончить с собой. Коху пришлось отобрать у него оружие, спрятать все веревки, вожжи, но не было никакой гарантии, что за ним удастся уследить и предотвратить следующую попытку самоубийства: сумасшедшие, подверженные какой-нибудь идее, бывают хитрее здравомыслящих.

Иногда он составлял очередное тайнописное послание, все содержание которого сводилось к жалобным мольбам о возвращении в Лондон, где осталась его семья. Когда-то, в первые месяцы по прибытии в Латвию, Эгле бравировал тем, что бросил отца и мать, жену и двоих детей и ушел воевать за идеалы свободной Латвии. Теперь он все чаще и чаще вспоминал о них и каялся, почему не послушал отца, работавшего бракером леса в Лондонском порту. Эти три с лишним года подпольной жизни совсем изнурили его.

Балодис прочитал последнее письмо Эгле от 15 января:

«Во-первых, снова прошу разрешения вернуться в Лондон, чтобы можно было привести в порядок свое здоровье. Надеюсь на вашу помощь этой весной. Еще раз прошу протянуть руку помощи и, пока не поздно, отремонтировать мое здоровье, чтобы я был пригодным к будущей войне.

Если по каким-то особо важным обстоятельствам мне еще придется оставаться здесь, то прошу прислать мне следующие вещи: правильно изготовленный паспорт; рацию с запасными лампами; деньги; химикаты для вытравления чернил с инструкцией о правилах пользования; сильные яды в очень маленьких капсулах, примерно 15—20 капсул; очень хороший бинокль; несколько штук часов, устойчивых от сотрясений и воды; один четырнадцатизарядный пистолет с патронами к нему; один пистолет калибра 7,65.

Из медикаментов прошу лекарства от воспаления слепой кишки; от гнойного воспаления гланд и для регулирования сердечной деятельности, ибо сердце временами чуть не останавливается, а порой бьется чрезвычайно сильно.

Все вещи прошу закрыть в чемодан, чтобы нельзя было чужому глазу заглянуть в содержимое. Если будете упаковывать в вещевой мешок, то его надо запломбировать. В мешок вложите письмо с описанием всех вещей и в каком порядке они уложены. Письмо пишите тайнописью. Посылку пошлите по адресу: Рижское взморье, Лиелупе… Этот адрес дан мне Будрисом…»

Англичане, получив странную радиограмму от Эгле и его жалобные послания, запрашивали Будриса, Бертулиса и Делиньша о состоянии больного, и все трое откровенно ответили, что Эгле лучше всего вывезти при первой же морской операции…

После короткого доклада Балодиса о состоянии Эгле Ян Янович предложил послать на хутор к Эгле под видом пособника врача-психиатра. Может быть, удастся вылечить больного.

Балодис предъявил хладнокровную радиограмму англичан:

«Учитывая, что морская операция является очень важной, а условия ее проведения будут значительно труднее, чем случалось до сих пор, взвесьте, не является ли поведение Эгле угрозой для всей операции? Если он может явиться такой угрозой, исполните приговор судьбы и считайте, что он погиб за родину. Наша цель намного дороже, нежели жизнь одного человека. Бог да благословит Латвию!»

Кто-то не выдержал, буркнул:

— Какая подлость!

Генерал усмирил общее возмущение, сказал: