Леонид Могилев - Век Зверева

Лету до Москвы не много. И двух часов не получится, но поговорить можно успеть. Было бы с кем и о чем. Вот он, бывший. Бывший знакомый Юрия Ивановича — Зимаков, как-то инструктором на турбазе водивший его в поход еще в университете. Встреча невероятная.

— А говорили, Юра, что тебя нет? Что подвесили урки в Гатчине? Я тогда телевизор сам смотрел.

— Я и как звать-то тебя забыл.

— Забыл да забыл. Зимаков я. А ты Зверев.

Зверев был знаком с Зимаковым Кириллом Кирилловичем всего десять дней, правда, беседовал с ним о строении миров и судьбах Родины, и это запомнилось. И Зверев решился:

— Возьми меня, Кирилл, с собой.

— Куда, Юра?

— В поход.

— У нас не поход. На пик Коммунизма восхождение.

— Это где примерно?

— Из Москвы во Фрунзе полетим, потом подале. Прежде сборы, а потом пик.

— А сразу нельзя было из Воронежа?

— Причуды спонсора. То ли деньги отмывает, то ли финансовые потоки так текут. А мне придется поездом. По пути еще груз принять в Новосибирске.

— Я, Кирилл, в розыске.

— То есть как?

— Ты дело попсы помнишь? Стрельба ракетами, потопление кораблей, крысы с пироксилином?

— Его у нас вся страна помнит. А ты, выходит, в него замазан?

— Я после него на нелегальном положении.

— Сильно. А шансов выжить все меньше?

— Шансов почти никаких.

— А у меня шансы покинуть этот мир появляются?

— Если будем вести себя аккуратно, то сведем их к минимуму. — Зверев скрипнул зубами.

— Тогда и ты со мной в поезде. Теперь-то рейс обычный, не чартерный.

В Быково Зверев ничего не выгружал, не перетаскивал. Вместе с Зимаковым они беспрепятственно покинули летное поле, приняли и сосчитали груз, потом сходили в буфет и попили кефира. С булочками.

Груз полетел частью в Бишкек, частью отправился на Казанский вокзал. Поезд до Алма-Аты отправлялся утром. Ночь им предстояло провести в зале ожидания, что для Зверева являлось аттракционом вообще смертельным. Поэтому ночевать они поехали к каким-то знакомым Зимакова, на окраину, он даже улицы такой, Домодедовская, не знал раньше. Аэропорт знал, а улицу нет.

Хозяева, никакого отношения к альпинизму не имевшие, жившие с двумя детьми в двухкомнатной хрущевке, Зимакову были рады искренне. Поели жареной картошки, выпили по стопке, потом Зимакову постелили на раскладушке, на кухне, а Звереву — на поролоне в коридоре. Ночью Зверев вставал, подходил к кухонному окну, искал признаки наружки. Не будь высокохудожественного представления, он бы спал сейчас с Варварой Львовной. Дело простое и полезное для здоровья. Там, в подземелье, он видел этот крымский берег, просыпался ночами, ему казалось, что он слышит шум волн. Но только казалось. Он не строил иллюзий.

До Комсомольской площади добирались на такси. Зверев, как мог, переменил внешность. Документы у него были на имя Говорунова Андрея Тимофеевича. Но паспорт этот остался там, в Воронеже. Зимаков купил ему билет на другое имя, на некоего Трусова Аркадия Петровича, это был кто-то из членов его команды. Отдаленно он походил на Зверева. Паспорта в вагоне проверяют теперь часто, разгул терроризма. Направление на Восток потенциально-опасное. Но все обошлось. Зверев лег на полку и просто-напросто уснул. Это было простым и естественным делом, тем более что ночью он не сомкнул глаз.

Зверева мы нашли на четвертый день его пребывания в городе. Он и не прятался вовсе. Конечно, он знал, что его найдут вскоре, ну через неделю, через месяц, чуть позже. Принципиальной разницы не было. Он торопился жить. Мы аккуратно выставили наружку. Он всякую осторожность уже потерял. Естественно, никакого Бухтоярова рядом не было и быть не могло. Нужно было вернуть Юрия Ивановича в привычный мир, где полагается жить по законам жанра. И случай скоро представился. Пьяный друг его, Курбаши, вовлек его в смешную и опасную историю сведения счетов с торгашом, за убиенного кота. Тут Юрий Иванович рисковал попасть в обыкновенное отделение милиции или под бандитов, мелких, но от того не менее опасных в данной ситуации. И вообще, какая разница в том, кто тебе определит дату и время свидания с Создателем — крестный отец или урка ларечный. Следовало теперь его аккуратно вывести из этой ситуации, что мы незамедлительно и сделали. Возвращаясь к своей ненаглядной Варваре Львовне, он заметил наружку. Она была поставлена намеренно небрежно. Возможно, в другое время он бы просчитал ситуацию, а сейчас запаниковал.

Курбаши опять же едва нам все не испортил своими связями в мире ланжеронов, крыльев и левых рейсов за фруктами. Если бы Зверев просто улетел в Москву, дело бы осложнилось многократно. Москва не Воронеж, и вел бы он себя уже по-другому. Как ему положено по званию и квалификации. Следовало на некоторое время вывести его в надежное место, где бы он был под контролем и чтобы возможностей для маневра и тем паче для куража у него было по минимуму. Лететь он должен был на спецрейсе с альпинистами. Мы стали очень быстро прокачивать его связи в этом мире и обнаружили, что давным-давно он был в деле. Ходил в поход, где инструктором был некто Зимаков, спортсмен известный, мастер спорта, ходивший на семитысячники. Никакого криминала за ним не было замечено. Пришлось срочно на него выйти, благо он жил в Воронеже, показывать удостоверения, строить легенду правдоподобную, так как всю правду ему рассказать было немыслимо. Ему предложили помочь и державе, и Юрию Ивановичу, ничего тому не говоря, в чем он поклялся. Риск, конечно, был. Мы не знали, как Зимаков в конце концов себя поведет, но все же наши люди были рядом, ситуация считалась подконтрольной. Руководителю группы альпинистской устроили несчастный случай — легкое пищевое отравление, не страшное, но очень несвоевременное. Зимакова ввели в дело. Зверев подставку не обнаружил, пошел на контакт. Чтобы не произошло случайного задержания, мы устроили ему коридор до самого базового лагеря. А дальше Юрий Иванович организовал нам веселейшую жизнь.

До славного города Фрунзе, теперь еще более славного Бишкека, добирались долго. Зверев первые двое суток проспал. Когда, уже после Новосибирска, понесли по вагонам дыни и яблоки, очнулся, стал осознавать новую систему координат и свое перемещение в ней.

— Ну ты и дал, товарищ следователь. Раз в сутки выходил до ветра и снова в нору. Автономный режим — великая вещь. Дыню хочешь?

— Пива бы!

— Пиво здесь всегда было дерьмоватое. А в баночном глицерин. Давай лучше дыню.

Зимаков распластал трехкилограммовый желтый плод, умело, как будто полжизни прожил на бахче.

— Ты не киргиз, вообще-то?

— Нет, Юрий Иваныч. Я русский. И потому все должен хватать на лету и делать любое дело уверенно и надежно.