Леонид Земляков - Янтарное ожерелье

— Наверное, подарочек заморский везешь? — продолжал Костюк.

— Как же без этого, Сидор Тимофеевич.

— И интересный?

Рогов махнул рукой.

— Что, не нравится, может? — полюбопытствовал штурман.

— Да как вам сказать...

— Так в чем же дело?

Обстановка, в которой происходил разговор, располагала к откровенности. И Рогов, движимый чувством досады, объяснил:

— Подарок-то не плох, Сидор Тимофеевич. Да дорог очень. Не по карману мне. Купил вот, а теперь жалею. Вместо ожерелья этого, будь оно неладно, я бы своей Анне Петровне лучше платок купил какой...

— Конечно, если так, — посочувствовал штурман. — Кстати, в Александрии такие платки есть, закачаешься. Арабские.

— Что из этого, когда деньги потратил, — уныло проговорил кок.

— Ну, это беда поправимая, — улыбнулся в темноте Костюк. — Хоть и говорят обо мне разное, но хорошему человеку я всегда рад помочь.

Кок обернулся к собеседнику.

— Если хочешь — можешь уступить мне ожерелье. К слову, сколько ты заплатил за него?

— Двадцать долларов, Сидор Тимофеевич, — сообщил Рогов.

Костюк вздохнул, подумал немного и, наконец, решил.

— Ну ладно. Неси ожерелье. Буду ждать в каюте.

Рогов обрадовался: такого оборота разговора он не ожидал.

— Правда, Сидор Тимофеевич?

— Какие могут быть шутки, — слегка обиделся штурман. — Обещал выручить, значит выручу. Только чур уговор: о нашем деле никому ни слова. А то всякие кривотолки на корабле пойдут. Опять, скажут, Сидор Тимофеевич коммерцию затеял. А я — от всей души.

— Понимаю, Сидор Тимофеевич...

Часом позже Василий Рогов незаметно выскользнул из двери каюты Костюка. В руке у кока были зажаты две десятидолларовые бумажки.

В полдень Ли Чан пришел в себя. Он с трудом поднялся и огляделся.

В лавке — никого. Под ногами валялись черепки и упавшие с полки раковины.

Ли Чан чувствовал в затылке острую боль. Голова и шея были в крови.

Ненависть кипела в душе китайца. За что избил его иностранец? Разве Ли Чан причинил ему зло?

Прежде Ли Чан не раз переносил пинки и удары, и безропотно мирился с этим, полагая, что такой удел уготован ему судьбой.

Но сейчас, когда чувство человеческого достоинства пробудилось в нем, он не мог стерпеть оскорбления.

О, если бы Ли Чан мог предвидеть, что этот человек набросится на него внезапно, по-предательски, то не дал бы себя в обиду.

Но теперь поздно думать об этом. Сделанного не воротишь.

И Ли Чан, усевшись в стороне от узкого пучка солнечного света, падавшего из открытых дверей, стал размышлять о происшедшем.

Чем вызвано появление иностранца в лавке? Почему он так настойчиво допытывался о судьбе ожерелья? Отчего пришел в ярость, узнав, что оно попало в руки русского моряка?

Несомненно, здесь скрывается тайна. Разгадать ее невозможно. Но ясно одно: иностранец бросился по следу русского, и русскому грозит опасность.

Опасность...

Внезапно Ли Чана осенила мысль: ведь русские — друзья его родины и, значит, друзья всех китайцев. Разве может Ли Чан оставить друга в беде?

Нет, нужно предупредить его, предупредить во что бы то ни стало. Иностранец не остановится ни перед чем.

Но как сообщить русскому моряку о нависшей над ним угрозе?

Как?

А что, если русский корабль еще стоит в порту? Ведь с того дня прошло не больше двух недель.

Антиквар вскакивает на ноги. Он наливает из кувшина в таз воду и обмывает голову. Затем поспешно сбрасывает халат, надевает короткую синюю куртку и соломенную шляпу.

Захлопнув дверь своей лавки, он торопливо шагает по озаренной полуденным солнцем улице.

— Суши весла!

Вельбот ткнулся форштевнем о гранитный причал. Капитан Токарев ухватился за железный скоб-трап и выбрался на набережную. За ним последовал четвертый штурман Фомичев.

Тотчас обоих моряков обступила шумная толпа уличных торговцев, чистильщиков обуви и нищих.

Выкрикивая на гортанном языке незнакомые фразы, они теснили друг друга, протягивали руки.

Капитану и штурману не без труда удалось отделаться от них.

Время близилось к вечеру. Капитан спешил попасть в агентство до закрытия. Если они опоздают, то «Амуру» придется стоять на Сингапурском рейде до утра, чтобы откорректировать карты для дальнейшего рейса.

Токарев оглянулся, ища глазами такси. Но ни одной машины не было.

Разгадав намерение иностранцев, к ним подкатил велорикша.

Но Токарев отрицательно покачал головой. Даже рискуя опоздать, он не позволит себе унижать человека

Фомичев был вполне согласен с капитаном.

Несмотря на настойчивые уговоры возницы, моряки категорически отказались от его услуг.

Они пошли быстрее, стараясь держаться в тени пальмовых деревьев.

Токарев не раз бывал в Сингапуре и хорошо знал дорогу в агентство.

Фомичев, впервые попав в этот порт, с любопытством поглядывал по сторонам. Смесь роскоши и нищеты поражали молодого моряка.

Когда они свернули в узкий, словно щель, переулок, их догнал китаец в короткой синей куртке и соломенной шляпе.

— Господа! — окликнул он моряков на ломаном английском языке. — Один момент, господа.

Токарев на ходу отмахнулся рукой.

— И чего ему от нас надо, — бросил он спутнику.

Но китаец не отставал. Поравнявшись с моряками, он дотронулся рукой до капитана.

— Ну, что тебе? — недовольно спросил Токарев, останавливаясь.

Китаец порывисто дышал, отирая ладонью пот с худого, матово-желтого лица. Было видно, что он чем-то взволнован.

— Говори же, — повторил капитан.

Тогда китаец спросил негромко:

— Капитан — русский?

Токарев утвердительно кивнул.

— Для тебя дело есть. Секрет.

Токареву пришло на ум, что, возможно, этот человек провоцирует его. В иностранном порту можно ожидать всего.

Но в голосе китайца было столько тревоги и искренности, что капитан решил выслушать.

— Только поскорей, пожалуйста.

Китаец прижал руки к груди:

— Ли Чан мое имя. Лавочник я. Понимаешь: мало-мало торгую.

И Ли Чан, путаясь и сбиваясь, рассказал о том, как русский моряк купил у него ожерелье, которое разыскивает свирепый, как тигр, человек.

— Большая беда русскому может быть, — закончил китаец, — его предупредить надо.

— Когда этот русский купил у тебя ожерелье? — спросил Токарев.

Китаец подсчитал по пальцам:

— Тринадцать дней назад, господин.

— А когда появился этот... тигр?

— Сегодня утром, капитан.

— И он избил тебя за то, что ты продал ожерелье?

— Да, господин.

Токарев на мгновение задумался:

— Почему ты рассказал мне об этом?

— Китайцы и русские — друзья, господин.