Георгий Черчесов - Под псевдонимом Ксанти

Юношеский каприз прошел, забылся, Кильтман был теперь полковником германской армии. Приобщить его к «Великим делам» постарался дядя Экхард. Вообще-то Пауль редко встречался с ним, занимавшим видное положение в германской армии, и когда он неожиданно пригласил его к себе, ему стало ясно, что этот вызов имеет серьезные причины. Представ перед дядей Экхардом, Кильтман отрапортовал:

— Господин генерал, полковник Кильтман прибыл по-вашему приказанию.

Он знал, что генерал Гете и не представлял себе, что кто-то может как-то иначе его приветствовать. Только по уставу! Гете не мог себе позволить никаких нежностей, потому что был убежден, что это приводит к утрате мужества и дисциплины. Впрочем, он иногда мельком давал понять, что помнит, кем Кильтман ему приходится. Вот и в тот день Гете, слегка улыбаясь, сказал:

— Рад вас видеть, полковник. Садитесь. Вы очень похожи на своего отца. Те же отличные знания военной стратегии и тактики, сообразительность, аккуратность, целенаправленность… Истинный «дворянин меча». Пруссак!

— Благодарю вас! — выпрямился Кильтман в кресле.

Гете был доволен: он намекнул, что следит за успехами племянника. Но он тут же постарался недвусмысленно показать, что нечего надеяться на его особое покровительство. Гете сам пробивал свою карьеру, сам, без помощи со стороны, — и Кильтману предстояло самому хватать свою судьбу за хвост… Итак, он перешел к делу:

— Но, полковник, у вас имеется серьезный недостаток: полное отсутствие опыта хорошей войны, которая только и рождает полководцев. Мы вам предоставим возможность приобрести его. Вы поедете… в Испанию.

— В Испанию? Но там мир, покой… — изумился Кильтман.

— Пока еще мир, — многозначительно подчеркнул генерал. — А завтра… Вы там примените на практике свои знания.

— Мы объявим войну Испании?

— Боже упаси! — отмахнулся от такой чудовищной мысли Гете. — Испанцы объявят войну… испанцам.

— Значит, гражданская, — вздохнул Кильтман. — Не о такой войне мечтал я. Я не хочу стрелять в население.

Гете насупился, гневно процедил:

— Стреляют солдаты, а мы с вами занимаемся высшей воинской стратегией, полковник! Ясно?

— Так точно!

Гетсу захотелось смягчить свою вспышку, он мягко повел рукой:

— Пауль, вам необходим опыт.

— Там будут дети… женщины… — поморщился Кильтман.

— Да, женщины, — подхватил Гете. — Не только испанские, но и немецкие… Я вас познакомлю с очаровательной женщиной. — Он крикнул в сторону внутренней двери: — Фрау Бюстфорт!

Появилась невысокая женщина лет двадцати пяти — двадцати семи, уверенная, с острым взглядом серых глаз.

— Благодарю за комплимент, генерал, — сказала она деловито.

— Посмртрите, с каким мужчиной вам предстоит путешествие в Испанию.

Бюстфорд бесстыже показала на дверь, в которую вошла, призналась:

— Я уже его изучила… — и обратилась к Кильтману: — Господин полковник, у вас есть еще один недостаток. Почему вы не национал-социалист?

Кильтман не ожидал такого вопроса. Но у него давно был заготовлен ответ:

— Один глубокоуважаемый воин как-то сказал мне, тогда еще кадету: «Германия была на пороге славы и величия. Германский солдат завоевал Польшу, Украину, Прибалтику; в наших руках было пол-Франции. Но нам в спину вонзили нож… социалисты. Их революция восемнадцатого года поставила Германию на колени перед Антантой. Социалисты такие же враги Германии, как и англичане, французы, русские…»

— Память у вас, Пауль, — довольно улыбнулся Гете. — Вы хороший солдат, но…

— …слабый политик, — подхватила фрау Бюстфорд: — У власти не социалисты, а национал-социалисты.

— Все-таки в их названии не обошлось без слова «социалист».

Ей не понравилась реплика. Очень.

— Простите, — извинилась она и повернулась к Гетсу: — Он не подойдет.

— Один момент, — возразил генерал. — Скажите, полковник, какие задачи, на ваш взгляд, история поставила перед Германией?

О, это Кильтман прекрасно знал:

— Реванш, завоевание жизненного пространства, создание Великой Германии.

Гете победно глянул на фрау Бюстфорд и стал цитировать по памяти:

— Послушайте. «Главной задачей будущей армии явится завоевание нового жизненного пространства на Востоке и его беспощадная германизация».

— Позвольте привести еще одно высказывание, — вступила в игру, затеянную генералом, фрау Бюстфорд. — «Только дети могут думать, что получат лакомства, если они будут вести себя скромно… Брехня, если заверяют народы, что им не придется прибегать к оружию». Я цитирую подлинник…

Гете кивнул ей, подтверждая, что она не исказила цитату, и обратился к полковнику:

— Эти высказывания противоречат вашим взглядам?

— Я могу под ними подписаться.

— Эти мысли принадлежат Адольфу Гитлеру. — Он показал на книгу, лежавшую на столе. — Фюреру национал-социалистов, государственному канцлеру Германии… — И, встав, выпрямился, торжественно заявил: — Нам предстоят славные походы и баталии, полковник. — Он подошел к карте, окинул ее взором: — Европа… Скоро это понятие исчезнет. Вместо нее возникнет — Великая Германия… — Легко повернувшись к ним на каблуках, генерал официально заявил: — Пора, господа. К сожалению, полковник, вам не удастся заскочить домой, — он развел руками, — операция засекречена. Весьма. Вы должны вылететь сегодня, немедленно. О семье не беспокойтесь. Мы сообщим, что следует. Идите!

— Слушаюсь, господин генерал, — щелкнул каблуками Кильтман; он не мог сказать, что рассуждения генерала его убедили, но он был ошеломлен размахом замысла.

— До свидания, полковник! — попрощалась фрау Бюстфорд.

Кильтман был уже на пороге, когда его настиг голос Гетса:

— Один момент, полковник, — он протянул книгу, — в полете у вас будет время. Великолепнейшая книга! Без волнения нельзя читать. Невозможно!

Кильтман взглянул на заголовок:

— «Майн кампф».

— Только не забудьте оставить книгу в салоне самолета, — предупредил генерал. — Первое время не стоит рекламировать, что вы из Германии.

Перед глазами Хаджумара мелькали картины многолетней давности… Вот он в кабинете Корзина..

— Если я скажу нет? — Иван Петрович пристально смотрел на Хаджумара.

— Я завтра опять буду проситься к вам, — твердо заявил Хаджумар.

— Твое оружие бьет врага с не меньшей силой, чем винтовка или пулемет, — возразил комкор. — А бойцов у нас пока хватает.

— Я видел, что они творят в Германии с людьми, — поднялся с кресла Хаджумар; он не мог без содрогания вспоминать факельные безумства, костры, на которых горели книги, избитых до беспамятства людей, которых волокли по мостовой, как мешки с трухой. Человек, видевший это своими глазами, мечтает об оружии. А сегддня, когда они принесли свое изуверство в Испанию, он знал, через нее они идут в поход на весь мир, на гуманизм и человечество, на нас!.. Но он не стал все это говорить, он просто сказал: — Я прошу направить меня в Испанию!