Георгий Черчесов - Под псевдонимом Ксанти

И вот теперь эта встреча… И с кем?! Поверить в то, что Кильтман не ведал, кто будет сидеть рядом с ним?

Мамсуров, усмехнувшись, произнес:

— Случай опять свел нас.

— Увы, это не случай, — отозвался Кильтман. — Когда организаторы форума посетили меня, уговаривая принять участие, я вдруг вспомнил о вас и выдвинул условие. Им это понравилось — усадить в зале рядом тех, кто воевал друг против друга.

Неужто провокация? Не спеши, Хаджумар, не спеши.

— Но по натуре я стал скептиком: был уверен, что вы не отзоветесь…

Не торопись, Хаджумар. Выслушай, спроси, чем же руководствовался Кильтман, выдвигая условие?

— Все последние годы я мысленно беседовал с вами. — Кильтман пристально посмотрел на Мамсурова. — Провидение нас трижды столкнуло друг с другом.

«Трижды? — усмехнулся про себя Хаджумар. — Ошибаетесь, господин генерал. Пять раз».

— Во имя чего? Меня упорно мучает эта мысль.

— Мы не могли не столкнуться, — кивнул головой Хаджумар. — Вы боролись против идеи, которую защищал я.

Ему вспомнились встречи с Кильтманом и в Испании, и в одной из европейских стран… И вот пятая встреча. И вновь на чужой земле. И он, генерал Мамсуров, мирно сидит сейчас рядом с Кильтманом, не ставшим другим за все эти долгие годы. И он произнес:

— Все наши встречи закономерны. Кроме… сегодняшней.

Кильтман нахмурился.

— Не намекаете ли вы на то, что мое присутствие здесь выглядит несколько… хм… странно?

Хаджумар серьезно кивнул головой.

— Вся наша жизнь, господин Кильтман, была, по сути дела, посвящена другому. Генерал Кильтман и война, генерал Кильтман и пепелища, генерал Кильтман и… простите… смерть — это звучит привычно… Но генерал Кильтман и… мир. Это немыслимо!

— Позвольте! — возразил Кильтман. — Вы тоже генерал, и тоже ходите в мундире, и в руках у ваших солдат были не детские побрякушки, а оружие, которое несло огонь и гибель… Ваша артиллерия тоже стреляла снарядами, ваши Пулеметы посылали очереди свинцовых пуль, ваши самолеты бомбили не шоколадками и тортами, а бомбами, взрывы которых рушили здания и рыли воронки глубиной до десяти метров. Оттого, что оружие находилось в руках ваших солдат, оно не становилось безобидным.

— Да, и мы берем в руки оружие. Мы тоже, когда требуется, нажимаем на курок. Но спросите меня: ради чего? И я отвечу: ради того, чтобы этого больше не было.

— Вы все еще верите, что человечество может жить без войны? — Кильтман не стал скрывать своего изумления, он смотрел на собеседника широко открытыми глазами. — Как можно? Вся история человечества — сплошная череда зла и насилия. Да возьмите те семь десятилетий, что проскочили у нас на глазах. Из года в год насилие усиливалось. Крупные державы поглощали мелкие, сильные личности брали власть в свои руки, заставляли массы поклоняться себе… Это происходит не только в каких-то отдельных странах. Это явление общее, повсеместное… Не перебивайте, пожалуйста, меня. На каждый ваш факт добра я приведу десятки, нет, сотни фактов зла и насилия. В этом — все человечество! Мир содрогается от того, что творится на Ближнем Востоке, в Центральной Америке. Масштабы насилия становятся все глубже, а круг пострадавших — шире. И это характерно не только для международной политики. Посмотрите на деяния мафии, террористов, бизнеса. Группы вооруженных молодчиков бродят по паркам и улицам, грабят стариков и издеваются над женщинами и подростками. Мир всегда поклонялся силе, а теперь вообще не представляет себя без власти сильных над слабыми.

— Наконец я узнаю вас, генерал Кильтман, — произнес Хаджумар. — Вы заговорили своим языком.

— Я всегда говорил своим языком, — гордо вскинул голову Кильтман. — Эти мысли — мои убеждения. Так устроен мир, и ничто не в состоянии его изменить. Говоря вашими фразами: так было, так есть, так будет. Это естественное состояние мира, и я твердо убежден, что шел единственно верной стезей — оружием доказывал, что я и моя отчизна сильны и нам предназначено быть не жертвой истории, а властителями мира.

— Когда вы мчались по дорогам Европы, сметая все на своем пути, у вас, конечно, не было никаких сомнений в своей правоте. Но после Сталинграда не задумались ли вы?

— После Сталинграда… — прикрыл на минуту глаза Кильтман, — я понял, что допущен просчет, и цена ему — крах Дойчланда. Я мечтал о смерти. Я не хотел видеть, как война шагает, разрушая города, по моей родине. Было страшно. И это чувство не прошло до сих пор. Нет, нет, мы не слабы — моя Германия вновь выпрямилась и зацвела. Но мы, как это ни горько сознавать, не свободны в своих помыслах и делах.

— Иными словами, вы поняли, что глубоко заблуждались? Служили не той цели?

— Неправда. — Кильтман повернулся всем телом к Хаджумару. — У меня ясная цель в жизни — я служил и служу Германии. Не вздумайте убедить себя, что я нахожусь здесь потому, что собираюсь перейти в ваш лагерь. Это не так. Я здесь потому, что — как заявили мне эти крикуны — это требуется Германии, моему народу.

— Скажите откровенно, как вы стали военным?

— В том нет тайны. Военный мундир я выбрал не сам. Задолго — даже не за годы, за столетия до моего рождения — судьба избрала его для меня. И когда я впервые столкнулся с тем, к чему, к каким лишениям принуждает военная форма, я своим детским умом ужаснулся. Я даже бежал домой. Я, потомок Кильтманов, тайно покинул корпус. Но вскоре на смену слабости пришло прозрение; я понял: мир взрослых надо принимать таким, каков он есть. И я стал верным воином своей родины…

Устроители форума поприветствовали собравшихся в зале, особую благодарность каждый из них счел нужным выразить прибывшим из-за рубежа. Начались выступления. Манера у ораторов была разная: кто говорил горячо, захлебываясь словами, кто сухо, подчеркнуто бесстрастно, — но у всех сквозили тревога и боль; каждым владело предчувствие всемирной катастрофы.

— …Земля перегружена взрывчаткой, — предупреждающе поднимал палец известный физик-атомщик. — На каждого европейца приходится ядерный заряд, мощность которого превышает шестьдесят тонн тринитротолуола. От него не скрыться и в глубоком подземелье…

— …Крылатые ракеты чудовищны по конструкторским замыслам, — доказывал бесстрастным голосом изобретатель из Великобритании. — Они идут по-над самой землей, и их траектория меняется в зависимости от рельефа местности. Практически невозможно перехватить и уничтожить эти носители смерти…

Мамсуров слушал с интересом даже тех, чьи рассуждения были до нелепости наивными, ибо основывались не на науке, а на случайных житейских ситуациях. Внимание же генерала Кильтмана раздваивалось: он то приникал к наушникам, в которых можно было, нажав на кнопку, услышать перевод речей на одном из шести европейских языков, то неторопливо поворачивался к соседу — его так и распирали воспоминания.