Эндрю Каплан - Homeland. Родина Кэрри

Кэрри сидела рядом с Верджилом и Демпси, который, к слову, оказался настоящим морпехом в чине капитана, связным между армией и ЦРУ, из Оперативной группы 145. Гуманитарная организация служила ему прикрытием для борьбы с повстанцами.

К Кэрри и ее спутникам присоединился коренной иракец Уарзер Зафир: официально — переводчик при посольстве США, неофициально — член той же Опергруппы 145. Это был мужчина за тридцать: темные волосы, трехдневная щетина, прямой и острый, как лезвие секиры, нос. Привлекательный.

За соседним столом трое австралийцев шумно праздновали победу родной команды по крикету над «хренами моржовыми из Южной Африки».

— Я знаю арабский, — предупредила Кэрри еще в кабинете Демпси. — Переводчик не нужен.

— У Уарзера есть и другие достоинства.

— Например?

— Он из Рамади.

— И что с того?

Теперь же, сидя в загородном клубе и потягивая «Хайнекен», Демпси объяснил:

— Поймите, ребята, с вашего прошлого визита Ирак сильно изменился. За последние две недели только здесь, в Багдаде, было найдено больше трех сотен мертвых тел: сожженных, изувеченных до неузнаваемости. Наши солдаты находят трупы повсюду. Везде снайперы, на каждом шагу бомбы и фугасы. Сразу и не скажешь, кого иракцы ненавидят больше — нас или друг друга. Сунниты ни за что не признают Джаафари премьер-министром.

Демпси наклонился к Кэрри.

— И мятежи здесь — не просто так, «Аль-Каида» набирает силу, они вот-вот приберут к рукам Анбар. От самых окраин Багдада до сирийской границы люди насмерть напуганы. Вот на прошлой неделе в Рамади пропали два рейнджера из Семьдесят пятого. Час спустя они, конечно, вернулись — но уже без голов.

— Потому-то я и приехала, — сказала Кэрри. — Вам показывали фото? Ваши люди не видели похожих людей?

Оба — Демпси и Уарзер — мотнули головами.

— Даже если кто-то и опознал человека на снимке, — заговорил Уарзер, — он будет молчать. Вы, американцы, просто не понимаете, что здесь у нас не демократы против республиканцев. Тут шииты воюют против суннитов, и если они победят, то перебьют своих врагов. Они боятся, что, если мы победим, то же ждет их самих. Саддам, конечно, та еще свинья, — скривился Уарзер, — и поделом ему досталось, но при нем людей хотя бы не резали, как скот. Смертей было намного меньше.

— Мне нужен живой член «Аль-Каиды», — обратилась Кэрри к капитану. — Я слышала, вы захватили одного в плен.

Демпси кивнул.

— Когда я служил в Первом десантном батальоне, еще до этого кошмара, мы захватили одного командира «Аль-Каиды», в Фаллудже. Упертая сволочь, не желает говорить. Арабы все такие: их смерть не страшит, она их привлекает.

— Как его зовут?

— По делу проходит как Абу Аммар.

— Это kunya , псевдоним. Занятно, что этот тип назвался именно Абу Аммаром.

— Почему?

— Так называл себя Ясир Арафат. Аммар был спутником пророка. Ваш «Отец Аммара» косит под великого. Где вы его держите?

— В Абу-Грейб.

— Это ведь там пытали и унижали пленников? — спросил Верджил.

Два года назад мир увидел фотографии, на которых американские военнослужащие — как мужчины, так и женщины — мучают пленников тюрьмы Абу-Грейб. Скандал вылился в настоящую политическую катастрофу для США.

— Вы просто не видели, что творят эти местные…

Демпси пожал плечами, как бы говоря: иракцы — это как квантовая физика, все равно вам, сельским жителям, не понять.

— Поставили «жучок» на его сотовый? — спросила Кэрри.

Капитан мотнул головой.

— Черт. — Кэрри нахмурилась. — Хоть кто-нибудь догадывается, как его зовут на самом деле?

— У нас есть информатор. Он клянется, будто Аммар — из Рамади, что, в принципе, логично, а его настоящее имя — Уалид. Фамилию не знаем.

— Почему логично?

— В Рамади — сердце мятежа. И там же, по слухам, скрывается Абу Назир. — Демпси прошептал Кэрри на ухо: — Центральное командование планирует в Рамади крупную операцию.

— Когда? — также шепотом спросила Кэрри.

— Скоро. Времени в обрез.

— То есть Абу Назира и Абу Убайду никто не видел? — уточнил Верджил.

— Говорят, если встретишь их, — вставил Уарзер, — можешь прощаться с жизнью.

Демпси огляделся с видом опытного заговорщика.

— Ну, что дальше? — спросил он. — Едем в Абу-Грейб и допрашиваем Аммара?

— Нет, — ответила Кэрри. — В Рамади.

— Простите, al-anesah [28] Обращение к незамужней женщине ( араб. ). Кэрри, — извинился Уарзер, — но вы в Ираке новичок. В Рамади для вас… — Он помялся, пытаясь подобрать нужное слово. — …слишком опасно.

— В Багдаде тоже неспокойно, — возразил Верджил.

Уарзер взглянул на Кэрри и Верджила темно-карими глазами.

— Багдад — это ничто. Вот в Рамади действительно страшно. Там смерть.

— Выбора нет, — ответила Кэрри. — Мне надо поговорить с семьей пленника.

Демпси улыбнулся.

— Каждую минуту вас таких прибавляется.

— Каких таких? — спросил Верджил. — Дебилов?

— Хуже, — по-прежнему улыбаясь, ответил Демпси. — Оптимистов.

Через открытую балконную дверь в номере Кэрри видела огни моста Четырнадцатого июля над рекой Тигр. Половина города на том берегу лежала, погруженная во тьму — электричество часто и надолго пропадало. Сама река змеилась в лунном свете серебристой лентой.

Из-за пределов «Зеленой зоны» раздался хлопок взрыва и стрекот автоматной стрельбы. Тьму, как во сне, пронзили красные пунктиры трассирующих пуль. Стрельба прекратилась и зазвучала вновь. Здесь она была столь же обычным делом, как в Америке рев полицейских сирен или шум уборочной машины.

В голове стоял все тот же вопрос: что скрывал Филдинг? Зачем убил себя?

Зачем вообще люди себя убивают? Зачем отец пытался покончить с собой? И где сейчас этой ночью мать? Не был ли ее побег из семьи попыткой самоубийства — убийства собственной прошлой жизни? Не потому ли она ни разу после не попыталась связаться с детьми? Саул прав: все мы что-то скрываем.

Когда отец стал принимать клозапин, он попытался снова влиться в семью. Оказалось, Кэрри и не знала Фрэнка Мэтисона. Того Фрэнка Мэтисона, который воевал во Вьетнаме, — об этом Кэрри пронюхала, найдя в коробке фото отца: без рубашки, с винтовкой, совсем молодой и тощий, Фрэнк позировал на опушке в джунглях, в компании двух друзей-сослуживцев; укуренные непонятно чем, они лыбились в объектив камеры. Кэрри заново открыла для себя Фрэнка Мэтисона, за которого вышла их мать. Отец перебрался к Мэгги и, принимая лекарство, вроде бы вел себя хорошо.

— Он хочет с тобой повидаться, — говорила Мэгги. — Ему надо помириться. Это поможет ему скорее поправиться.

— Поправиться? Ему?! — огрызнулась Кэрри. — А мне?

Она всеми силами избегала Фрэнка: встречая его у Мэгги, Кэрри просто говорила: «Привет, пап» и «Пока, пап». Она никак не могла забыть ужасного детства, беспорядочные метания между бессвязной болтовней и молчанием. Отец, может, и выглядел нормальным, но она-то знала: безумие в нем затаилось. Стоит расслабиться — и оно тут же выскочит наружу.