Алексей Азаров - Курьер запаздывает

— Придется вызвать машину из квестуры [3] Квестура — полицейское управление. , — говорит Альберто и солидно вздергивает плечи. — К сожалению, я, как и ты, приехал поездом.

— Это так мило — встретить меня здесь. Я не особенно рассчитывала.

Дальше разговор скачет, как козлик по горной тропке. Намеки, понятные Дине и Альберто и недоступные мне, сыплются камешками, не задевая моего внимания. Из них я улавливаю только одно: кузен Дины — важная шишка в фашистской партии.

Я не видел Дину с ночи. Фон Кольвиц гипнотизировал меня до утра, и я уснул перед самой границей. Осмотр при переезде был поверхностным и формальным, югославская стража, усиленная пожилым лейтенантом вермахта, откровенно тяготилась своими обязанностями, и проводник, еще с вечера собравший наши анкетки и паспорта, быстро увел ее в свое купе пить кофе. Пробудившись на время осмотра, я тут же вновь принялся досматривать отложенный сон, а фон Кольвиц остался бдеть, как на карауле.

Окончательно я проснулся в Триесте, когда поезд уже стоял и чернорубашечники очищали вагоны от пассажиров. Проходя мимо первого купе, я заглянул в него, но ни не было ни Дины, ни ее вещей. Наши чемоданы — в том числе и кофр фон Кольвица — стались на местах: проводник объявил, что досмотр начнется позже.

Об исчезновении синьоры Ферраччи и ее багажа я думал не больше секунды, поглощенный наблюдением за фон Кольвицем и его маневрами. Но сейчас я искренне рад обществу Дины, а еще больше приятному знакомству с ее кузеном.

— Я умираю от жажды, — говорит Дина. — И Чина тоже.

Альберто делает приглашающий жест.

— Ресторан к твоим услугам.

— Вы с нами, Слави?

— Увы, — отвечаю я и указываю на карабинеров у турникета. — Италия взяла меня в плен.

Альберто пожимает плечами.

— у вас будет повод оценить итальянское гостеприимство. Обещаю вам… А эти — что ж? — они выполняют приказ. Потерпите немного, формальности не длятся долго.

— Бедняжка, — говорит Дина. — Я принесу вам воды. Самой холодной. Что вы предпочитаете — “Карлсбад” или “Виши”?

Мне ровным счетом все равно, но я тяну с выбором, ибо вижу, как из дверей вокзала выходят двое штатских с очень характерными напряженными лицами. Лавируя в толпе, они идут в нашу сторону. Карабинеры возле турникета подтягиваются и замирают в стойке пойнтеров.

Дина удаляется, а я стыну столбом, охваченный дурными предчувствиями.

Предчувствия, как правило, редко обманывают меня. Эти — тоже. Штатские, держа правые руки в карманах, подходят ко мне. Бесполезно делать вид, что беззаботно лорнируешь публику.

— Синьор прибыл с этим поездом?

— Да, конечно…

— Ваше имя?

— Багрянов Слави, коммерсант из Софии.

— Следуйте за нами.

Пересиливая внезапную немоту, задаю положенный вопрос:

— Кто вы такие?

— Там узнаете…

“Там” оказывается тесной комнаткой; единственное окно затемнено решеткой. Письменный стол, закапанный чернилами, расчехленный “ундервуд” и громадный портрет дуче. Два стула. Телефон. Вот и все.

Фон Кольвица в комнате, разумеется, нет, но дух его незримо витает за спинами моих конвоиров. Значит, оберфюрер все-таки донес. Почему? Просто поддался мысли о том, что мог быть излишне откровенен минувшей ночью, или же в чем-то усомнился? В чем?.. Один из штатских садится за стол, извлекает из кармана мой паспорт и погружается в его изучение, давая мне несколько минут на дедуктивные экзерсисы. Все-таки я склонен думать, что фон Кольвиц только страхуется. Иначе он пошел бы ва-банк, приказав арестовать меня, не доезжая границы. Скандала с болгарским консульством при наличии улик он мог бы не опасаться… Другое дело — деликатные сомнения. Их лучше разрешать руками ОВРА [4] ОВРА — разведка и контрразведка фашистской Италии. , предоставив ей в случае чего самой выпутываться из истории, связанной с протестами нашего консула.

— Куда вы едете?

— В Берлин.

— Почему через Италию?

— У меня дела.

— С кем?

— С родственными фирмами, торгующими хлебом.

— Ваша виза не дает вам права быть в Риме.

— Я полагал…

— Что вы полагали? Действительно, что я полагал?

Надеялся, что сумею добиться разрешения миланской квестуры на поездку в столицу? Удовлетворит ли господ такой ответ?

— Где его багаж?

Ответ доносится из-за моего плеча.

— Его понесли на досмотр.

— Что вы везете?

— Ничего… То есть ничего запрещенного. Одежда, белье, рекламные проспекты… Немного денег.

— Сколько?

— Это допрос?

— А вы думали — интервью?

— Тогда я отказываюсь отвечать. Я — подданный Болгарии и требую вызвать консула.

Тот, что сидит за столом, вскидывает брови, но я не реагирую, так как думаю не о нем, а о своем чемодане — старом фибровом чудовище, оклеенном этикетками отелей. Не покажется ли таможенникам подозрительным его вес, когда они вытряхнут вещи? Впрочем, у него массивные стальные наугольники, которые при всем желании нельзя не заметить.

Контрразведчики изучают мой паспорт. Молчат. Они явно чего-то ждут. Или кого-то?

Не пора ли рискнуть?

— Мне кажется, господа, что вы перебарщиваете. Наши страны и наши правительства дружески сотрудничают в войне, я приезжаю к вам, чтобы предложить первосортную пшеницу вашим солдатам, а вы учиняете насилие и произвол. Арест без ордера и прокурора! Это же скандал, господа!

Сидящий за столом отрывается от паспорта.

— Кто вам сказал, что вы арестованы?

— А разве я свободен? Не хватает только наручников!

— Вы бы давно ушли отсюда, но для этого надо сначала ответить…

— Повторяю: только в присутствии консула.

Значит, я прав: у них ничего нет против коммерсанта Багрянова. Только донос оберфюрера, оберегающего свою карьеру.

— Мой поезд уйдет, — говорю я и демонстрирую часы — золотой “лонжин” на увесистом браслете. При взгляде на него у господина за столом загораются глаза.

— Успеете, — говорит он, и в голосе его проскальзывает колебание.

Чего он все-таки ждет?

Оказывается, телефонного звонка. По тому, с какой поспешностью снимается трубка и как каменеет лицо представителя ОВРА, я понимаю, что в этом телефонном звонке таится моя судьба.

— Да. Беллини. — Пауза. — Ну и что же? — Еще пауза. — Понимаю. Вы пробовали рентген? — Третья пауза, очень длинная и неприятная. — Нет, нет, ни в коем случае. Я говорю: ломать не надо… Сложите все и несите ко мне.

Старый добрый чемодан, милое фибровое чудовище со старомодными металлическими углами. Я проклинал тебя, неся до вокзала в Софии и изнемогая от твоего непомерного веса. Сейчас, если только я что-нибудь смыслю в логике, тебя принесут сюда, и начнется заключительный акт церемонии. Надеюсь, не самый неприятный.