Юрий Барышев - Мадам Гали -2. Операция «Посейдон»

Никишин внимательно посмотрел на девчонку, налил себе в стакан водки, а ей в рюмку красного вина.

— Давай выпьем за Жизнь, за Любовь к жизни. И, если эта любовь заполнит тебя всю от корней волос до пяток, для страха Смерти не останется в тебе места. А за меня не бойся, я заговоренный. Сколько раз попадал в переделки, но, вот видишь, жив и здоров! А тебе, милая, огромное спасибо, до гробовой доски помнить буду, как ты меня силком затащила к китайцу. Ничего и никого не бойся, я тебя в обиду не дам.

— И вот еще что, — продолжил муровец, — тебе пора заняться каким-то полезным делом. Познакомиться с новыми людьми, побывать в новых местах, иначе в этой коммуналке закиснешь окончательно.

— Да где же я их найду, новых знакомых?

— Они тебя найдут сами, — тонко улыбнулся Никишин, — раньше тебя тоже находили… правда, другого пошиба… Отправляйся, например, завтра же к Дому Кино… там публика роскошная.

Галя вскинула брови, точно собиралась рассердиться, но вовремя вспомнила, кто перед ней.

— Вот-вот, — рассмеялся старшина, — ты сама поняла, о чем речь. Тебе нужны светские знакомства. С кремлевскими сынками пообщалась — изучай стиляг, художников, артистов, их женщин, все в дело пойдет… Нас очень интересует один человек, видный такой, стильный…

Гале показалось, что Никишин что-то не договаривает, но в чем дело, не могла понять.

— Да как же я с ним познакомлюсь?

— Говорю же, он сам с тобой сведет знакомство, — загадочно ответил Ярослав.

— Я заинтригована, — бодро ответила Галя, — а могу я с ним… пофлиртовать…?

— Все, что тебе угодно, — Никишин пододвинул коробку конфет, — пробуй.

— Что ж, попробую, — она взяла одну.

— Да нет, я не об этом.

Галя впервые подумала, что муровец хоть немного, но ревнует ее к другим мужчинам.

— Этот человек, — как бы угадав ее мысли, продолжил Никишин, — чтобы ты знала, вовсе не красавец, напротив, он такой неказистый, лысоватый. Близорукий…

— Хромой, однорукий? — смеясь, переспросила Галя.

— Нет, с руками, ногами, а особенно с головой у него все в полном порядке. Познакомишься и войдешь в его круг… Он богат, необыкновенно умен и всячески даровит. Настоящий художник, мастер… Портреты, обнаженная натура…

— Здорово, — ответила Галя, — обнаженная натура — это я.

— Не обязательно. Но можно попробовать.

— А можно я малость передохну, — заныла Галя, — недельку, одну только…

— Это деловой разговор, — одобрил Никишин. — Конечно, можно. И даже нужно. Только не теряйся. Завтра увидимся, если мне кто-нибудь не саданет нож под ребро. Шутка, Галя, шутка. На самом деле все очень серьезно. Всегда. Потому есть одна идея. Ты хотела идею? Ты должна какое-то время пожить в другом месте, в другой квартире. Остоженка тебя устроит?

— Конечно, — ответила Галя, — а как же тут дела, домашние? Это надолго?

— Да ты все равно ничего не делаешь, — весело отмахнулся Никишин. — Надолго, Галя, надолго.

— А пушка мне положена?

— Да зачем тебе, — удивился старшина, — ты владеешь более совершенным оружием. И забери с собой все эти нераспечатанные банки, шоколад, конфеты. Это мой маленький подарок.

— Да Вам пригодится самому, — по-хозяйски возразила Галя.

— Меня здесь скоро не будет, — глухо ответил он.

— Как так? — растерялась Галя.

— Все когда-то кончается, — усмехнулся старшина. — После расскажу. У тебя есть мой рабочий телефон?

— Да нет. Откуда же?..

Никишин вырвал листок из маленькой записной книжки и быстро написал несколько цифр. Потом добавил что-то еще.

— Второй телефон — моего друга Павла… в общем, если что — он вместо меня…

— Вы что, умирать собрались?

— Умирать нам рановато, — пропел и подмигнул ей Никишин.

Старшина, к несчастью, ошибся…

Ранним прохладным утром, когда родители собирали детей в школу, на обитателей коммуналки обрушилась, как снежная лавина, весть. Убили старшину!

Его нашли дворники, недалеко от дома, под аркой проходного двора. Тело Ярослава обнаружили в полусидячем положении. Как будто он, уставший, присел, да так и заснул, не дойдя до теплой постели.

— Смотри, мужик, видимо, крепко набрался. Давай разбудим, простудится ведь.

Когда дворники попытались поднять тяжелое тело, оно распласталось у них под ногами. Перевернув тело, они в страхе отпрянули назад.

Под левой лопаткой, аккурат в районе сердца, торчал большой гвоздь «двухсотка». Кто-то очень сильный, подкравшись сзади, резким ударом натренированной ладони вогнал его в сердце старшины.

Один из дворников бросился на улицу, нещадно свистя. Уже посиневшее лицо старшины было спокойным и как будто удивленным. Крови нигде не было. Даже под торчащей шляпкой гвоздя.

Убийство милиционера в те годы считалось особо тяжким преступлением, за которое полагалась смертная казнь. Тело старшины увезли в морг. Сыщики с собакой обошли все близлежащие дворы, но на след убийцы не вышли.

Старшину похоронили со всеми почестями, положенными орденоносцу и фронтовику. Друзья по угрозыску поклялись найти бандитов и отомстить.

На поминках, на которые никого не приглашали, но все жильцы собрались, выпили за упокой души раба Божьего Ярослава, погоревали сообща, женщины поплакали, да и разошлись по своим жилищам.

Уже через два дня муровцы получили сведения, что старшину «приговорили» домушники, сидевшие за ограбление дома Пашенной. Через неделю арестовали исполнителя по кличке «Верзила», у которого при аресте и обыске нашли трофейный нож «Solingen», принадлежавший старшине. На правой ладони, которая больше походила на совковую лопату, удивленные следователи обнаружили мозоль сантиметровой толщины, видимо специально натертую для подобных дел.

«Верзила» до суда не дожил. Судмедэксперт МУРа констатировал, что смерть наступила в камере, ночью, в результате неосторожного падения с верхней шконки во время сна. Несчастный упал головой вниз, сломал шею и был таков.

Муровцы свято блюли закон «око за око, зуб за зуб».

Смерть Ярослава потрясла Галю. Она понимала, что его больше никогда не будет. Не будет уроков английского, длинных бесед за чашкой чая. Не будет ощущения каких-то токов, идущих от него к ее телу.

Но сердце не могло это принять. Оно ныло, не переставая, с первой секунды, когда она услышала за дверью нервный крик — старшину убили!

Она села около окна и так и просидела несколько часов, закрыв рот руками. Она не плакала. Это была первая в ее жизни смерть близкого человека. Она чувствовала прикосновения ладони матери к ее плечу, видела шевелившиеся губы, но ничего не слышала. Она не могла ни есть, ни пить. Внутри все сжалось и омертвело.

Она не пошла на похороны — не хотела видеть его мертвым. Она так его и запомнила — внимательно смотрящим ей в глаза, держащим в руках гнутую алюминиевую армейскую кружку с чаем, с которой он никогда не расставался.