Виктор Логунов - Страницы незримых поединков

…Машина долго шла по сравнительно ровному асфальтовому шоссе. Переводчица — симпатичная девушка с серыми глазами — на довольно хорошем английском рассказывала о природе края и его богатствах:

— И вот, 6 ноября, в канун 49-й годовщины Октября, неподалеку от областного центра вырвался из недр мощный газовый фонтан. Это было второе рождение Оренбуржья. Отсюда берет свое новое начало город, раскинувшийся на обширной равнине, пронзенной седым, много повидавшим Уралом-рекой…

Шернер заметил, что у переводчицы мягкий, располагающий голос.

— Появление богатейшего газоконденсатного месторождения не осталось незаметным за рубежом. Многие фирмы США, Франции, ФРГ, Италии, Японии и других стран предложили свои услуги в его освоении. На монтаж закупленного у них оборудования в Оренбуржье поехали сотни иностранных специалистов…

Причард поинтересовался какими-то общими знакомыми. Вилли молча наблюдал, как по обочинам дороги мелькают еще не распустившиеся деревья лесных посадок. Минут через двадцать показались первые городские здания. Шернер был приятно удивлен. Город оказался современным, с широкими улицами, многоэтажными новыми домами. Но вот Вилли воспрянул, как боевой конь при звуке трубы. Машина катилась по узкой улочке между двумя рядами приземистых деревянных домиков. Некоторые из них стояли за покосившимися заборами.

— Что это за дома? — спросил Вилли.

Переводчица посмотрела в окно:

— Это наш Форштадт. Он доживает последние дни. А когда-то был городским предместьем. Дальше вы увидите, что часть домов уже снесена и на их месте выстроены многоэтажные корпуса.

Шернер про себя отметил: здесь надо побывать с фотоаппаратом. Джекоб будет очень доволен снимками этих домишек.

Вскоре водитель затормозил возле пятиэтажного здания.

— Вот вы и дома! — звонким голосом по-русски объявила переводчица.

Вилли сделал вид, что не понял и переспросил по-английски:

— Прибыли?

Джекоб рекомендовал ему с первых дней скрывать свое знание русского.

Гостиница для иностранных специалистов оказалась очень уютной и хорошо меблированной. Вилли разместили в двухкомнатном номере на третьем этаже. Придраться пока было не к чему.

…С первых же дней Шернер вынужден был активно включиться в работу на газовом заводе, а затем увлекся ею по-настоящему. Специалист он действительно был хороший. Дело свое любил. Ежедневно возникали проблемы. Будто из ничего появлялись вопросы. Как правило, они быстро разрешались советской стороной. Но иногда решение затягивалось, и все нервничали. Со всеми вместе неудачи переживал и Вилли. Относились к нему доброжелательно, с уважением, считали «своим». Он иногда искренне, уже без всякого умысла, высказывал симпатии окружающим его людям, их образу жизни. Стал понемногу забывать Джекоба и встречи с ним. Постоянно пребывал в хорошем настроении. Месяца через три, в самый разгар лета, в Оренбург прибыл на неделю по каким-то срочным делам представитель фирмы Оверланд.

Однажды вечером он зашел в номер Вилли и пригласил прогуляться в Зауральскую рощу, а может быть, и искупаться с реке. Вилли охотно согласился: в гостинице было душно.

Солнце стояло еще по-летнему высоко и жгло немилосердно. «Как в канзасский полдень», — подумал Вилли. Листья на деревьях съежились, будто ошпаренные кипятком. Казалось, огромный вентилятор гоняет по городу горячий воздух. На берегу реки было многолюдно. Искупавшись, легли на обжигающий песок. Лениво перебрасывались ничего на значащими фразами. И вдруг Вилли насторожился. Оверланд произнес имя Джекоба. Внутри что-то сжалось. Не отрывая головы от песка, Вилли украдкой взглянул на собеседника. Оверланд внимательно разглядывал свои ногти, потом медленно повернулся к Шернеру:

— Да, да, Вилли. Я встречался с Джекобом перед отъездом в Россию. У нас был длинный разговор. Джекоб просил выяснить, как ты здесь устроился, как вжился в свою роль, не заподозрили ли тебя русские, нашел ли объекты для работы. Если у тебя есть что для Джекоба, можешь смело довериться мне.

Вилли показалось, что все вокруг потемнело, стало враждебным. Вот сейчас эти молодые парни, играющие неподалеку в шахматы в окружении болельщиков, встанут, подойдут к нему и скажут: «Пройдемте!» Совсем как в тех книжках, издаваемых в Америке, где описывается «произвол» советской милиции.

Ему стало не по себе: «Да, не хватает мне решимости для тех дел, что задумал Джекоб, еще ничего не сделал, а трепещу как заяц. Что же будет, когда начну действовать? »

Оверланд видел, какое ошеломляющее впечатление произвел на Шернера, и отметил про себя: «Раскис здесь Вилли. Прав был Джекоб, говоря, что русские разлагающе действуют на наших людей. Наверное, и этот поддался пропаганде о социалистическом рае и всемогуществе органов безопасности. Пожалуй, следует его припугнуть. Такой вариант тоже оговорен с Джекобом».

И Оверланд рассказал, что шеф намерен был отозвать Вилли из России раньше срока — он нужен фирме на месте. Однако Джекоб уговорил не делать пока этого, ибо имеет большие виды на Шернера здесь, вдали от родины. Шеф согласился с Джекобом, но заявил: окончательное решение примет после возвращения Оверланда в США. Вилли все понял. Ему не оставляли путей для отступления. Джекоб знал: Для Шернера пребывание в России — единственная возможность прочно стать на ноги и он этот шанс не захочет упустить. В ЦРУ умели разбираться в характерах и учитывать их в своих интересах.

«Что делать? — лихорадочно соображал Вилли. — Послать бы по-русски всех этих Джекобов. В конце концов, я честный человек, я неплохой инженер, и голова и руки устроены вроде бы неплохо. Не пропаду же, не докачусь до ночлежки.

Нет мне уже не выкрутиться. У ЦРУ — длинные руки, так просто от этих ребят не уйдешь.

И денег, что ни говори, жалко. Круглый счет в банке! Заработать такую кучу «зелененьких»! Деньги — это клыки и когти для борьбы за существование в наших джунглях. В конце концов, откажусь я — другой желающий найдется.

Может, если быть очень осторожным и осмотрительным, десяток-другой снимков нащелкать удастся. Сложнее личные контакты с недовольными Советской властью, с валютчиками, со всякими подонками»…

— Ну не будь тряпкой, Вилли.

И он решился. «Своя рубашка ближе к телу», — учил его дед. Теперь заговорил другой Шернер, алчный, трусливый и злобный. Он словно забыл и дружеское отношение к нему рабочих и инженеров на заводе, и свои многочисленные беседы в их семьях за обильными угощениями. Забыл, что только вчера в разговоре с переводчицей одобрительно отозвался о возможностях советской системы и слегка покритиковал порядки у себя на родине. За то, что его загнали в угол, за свой неожиданный испуг Вилли отомстил всем, кто бескорыстно, от души старался скрасить его одиночество, тоску по семейному уюту. Оверланд понял, что недооценил Вилли. Ушат грязи вылил тот на все советское: специалисты на заводе плохие, хозяева неважные. Везде — неразбериха. Живут скудно. Завидуют всему заграничному.