Виктор Стрелков - «Прыжок на юг»

— Какие черствые люди! — возмутился Павел Захарович.

— Дело не в черствости, а в том, что брат не в ординарной части служит... — Майор вдруг осекся. — В общем, формальности, они всюду. Но, думаю, через недельку-две получу перевод.

— Дай-то бог! — сказал Павел Захарович, взбивая пену. — А у меня тоже радость: племянник отыскался. Полярный летчик. Сестрин сынишка. Обещал скоро приехать, а сейчас на Черном море кости отогревает от Чукотки... Даже не представляю, какой он, не видел никогда.

Майор встал, расплатился и уже направился к двери, как вдруг остановился и, улыбаясь, хлопнул себя ладонью по лбу:

— Вот что значит замотался! Забыл, что принес вам маленький подарок, поощренье за безупречную работу. Вот, пожалуйста, абонемент на футбол. Капитан Кравцов от нас уехал, оставил. Ведь вы болельщик, я знаю.

— Товарищ майор, тысяча благодарностей! — просиял Павел Захарович. — Это моя страсть!

Дорохов внимательно просматривал сводные бюллетени. Ежедневно в 9 часов утра на его рабочем столе лежала ровная стопка аккуратных пакетов с грифом «Секретно». Это были сведения о происшествиях, случившихся за день на всей территории, которую неделю назад очертила указка Сазонова. «...Со двора центральной усадьбы похищено два новых ската для „ЗИЛ-150“. Подозревается...» Дорохов, не дочитав, перевел взгляд на следующее: «...дебошир задержан. Он оказался...» «Не то, все не то!» — с досадой подумал генерал.

В дверь кабинета постучали.

— Да!

Вошел Громов. Подойдя к столу, он вскинул руку к козырьку фуражки и отрапортовал:

— Товарищ генерал! Капитан Громов прибыл по вашему приказанию.

Дорохов встал и пожал ему руку.

— Садитесь, капитан. Как самочувствие?

— Теперь хорошее, товарищ генерал. В больнице чуть с ума не сошел...

— От скуки?

— Нет, от сознания того, что пока я валяюсь в постели, этот господин делает то, что ему нужно.

— Дел его пока не видно и не слышно, — сказал Дорохов. — Поплавки неподвижны.

— Какие поплавки? — не понял Громов.

— «Рыба», которую мы с вами пропустили через сеть, унырнула куда-то и — никаких признаков жизни. Последний ее всплеск замечен в Л. Портрет, нарисованный шофером такси, как две капли воды похож на тот, который нарисовали вы. В Л. он не задержался, в этом я уверен. Что ему там делать, он не на курорт прибыл. Но где он, это неизвестно. Очень хорошо, что вы приехали. Вы единственный, кто знает его в лицо.

— Но почему мы ищем его именно здесь, на юге, ведь...

— Вы уверены, что только здесь? — с иронией перебил его генерал.

Зазвонил телефон. Дорохов снял трубку:

— Да!

Голос в трубке торопливо что-то докладывал. Громов увидел, как седые брови Дорохова быстро поднялись.

— Вот как! На рассвете? Сразу троих?! До моего приезда ничего не трогайте. Выезжаю.

— Кажется, началось, — удовлетворенно сказал Дорохов то ли Громову, то ли самому себе. — Поедемте! Впрочем... нет, вам лучше не ехать. Кстати, с этого дня вы штатский. Ясно?

— Ясно, товарищ генерал!

Вебер посмотрел на часы и включил приемник. В соседней комнате спал Вербицкий. «Четыре года торчит здесь, дубина, а толку?! — со злостью подумал о нем Вебер. — Разве только в том польза, что ежегодно к нему из ведомства уплывают 60 тысяч марок?»

Лампы нагрелись, послышалась плавная задумчивая мелодия. Он повернул регулятор настройки, тонкая нить поползла по шкале, раздался свист, визг... Вебер прикрутил регулятор громкости и опять посмотрел на часы, потом вынул авторучку, достал блокнот и стал ждать. Опять зазвучала музыка, потом она смолкла, и диктор сказал: «Говорит радиостанция „Свободная Европа“», и тут же полился бравурный мотив, а потом в него вкрапились негромкие, но настойчивые звуки — это была морзянка. Вебер схватил ручку и начал быстро записывать: 736214876139805431...

Морзянка смолкла. Секундная стрелка на часах Вебера описала два круга, и опять назойливо запищала морзянка: 112268916435... Пауза и снова морзянка: 8896355110... В четыре приема Веберу удалось записать всю шифрограмму. Он выключил приемник и прислушался: Вербицкий с присвистом храпел.

Вебер достал пистолет, вынул из него длинную узкую обойму. Патроны, выталкиваемые большим пальцем, падали в ладонь. Последний Вебер зажал пальцами и сильно повернув пулю налево — вынул ее. Затем очень осторожно вытряхнул из гильзы маленький рулончик микропленки. Через четверть часа шифрограмма была расшифрована:

«Форсируйте „А“, зондируйте „Б“, случае необходимости используйте 9 мобильно. Резиденция вашему выбору. Распоряжение 16. Возврат 4-5. Ш».

...Дорохов прочитал шифровку и сказал вытянувшемуся в струнку старшему лейтенанту:

— Передайте Карпову: продолжать неослабное наблюдение за эфиром. Можете идти.

— Форсируйте... зондируйте, — оставшись наедине с собой, вслух произнес Дорохов. «Но что все это значит? Что такое „А“ и „Б“, эта таинственная „девятка“, которую разрешалось использовать „мобильно“? А „16“? И что это за „возврат 4-5“?» Дорохов пальцами потер седые виски. «А» и «Б», вероятно, объекты — сфера действия шпиона... А может быть, это части, разделы какого-то плана? «9» и «16», вероятно, резиденты, подчиненные вновь прибывшему... «Возврат»... Неужели он должен выполнить свое задание и к 4-5 сентября вернуться? Или это обратная связь, и 4-5 указывает на число или время, когда там будут ждать ответ?

Вызвав шифровальщика, Дорохов отправил две шифрограммы: одну Сазонову с изложением событий, вторую своему заместителю в Е. — приказ об усилении охраны границы.

К 12 часам он назначил свидание начальнику областного угрозыска майору Смирнову по поводу нападения на постовых ОРУДа. Картины всех трех нападений, произведенных на протяжении двух часов, были совершенно одинаковы: к постовому подбегала молодая женщина с растрепанными волосами и, заливаясь слезами, умоляла придти на помощь ее подруге, которую двое неизвестных пытаются изнасиловать «вон в том дворе»; постовой спешил на место преступления, женщина первой проскальзывала в ворота, а шагнувший за ней следом милиционер получал сильный удар по голове чем-то тяжелым... Оружие постовых было унесено. Судя по тому, что карманы пострадавших не были подвергнуты обыску, именно оружие и было целью нападений.

В маленьком погребке «Вино-табак» было человек десять посетителей. Одни выпивали стакан «Хирсы» или «Алабашлы» и, жуя на ходу конфету — традиционную закуску этого заведения, торопились к выходу. Другие уходить не спешили. Они стоя расположились за высокими столиками по двое, по трое и, прихлебывая вино, разговаривали.