Юрий Новосельцев - Новые крылья

Невысокая комната, похожая на внутренность сильно сплюснутого шара, была совершенно пуста.

– А где же... генератор? – с трудом выговорил Гвоздаков и потрогал гладкую, сильно вогнутую стену.

– Он у нас под ногами, – ответил инженер и поднял дюралевую крышку одного из люков в полу.

Из-под широкого кольца виднелись крупные ролики, покрытые густой, янтарного цвета смазкой. На кольце лежало второе, немного меньшего диаметра, набранное из клиновидных пластин красной меди.

– Радиально-упорный роликоподшипник, – пояснил Вершинин. – Диаметр – больше двух метров. Вместе с подшипником смонтирован и генератор постоянного тока. Вот это – коллектор генератора. Якорь и коллектор неподвижны, а электромагниты вращаются с ветроколесом.

– Тоже ваше изобретение? – спросил Рябчинский.

– Нет, что вы!... Если разобраться, то во всех этих великанах только и есть моего – принцип горизонтального крыльчатого ветроколеса. А в целом – заслуга коллектива. Здесь десятки изобретений и усовершенствований. Даже академик Викторов не остался в стороне: подвеска ветроколес на тросах в пролетах между мачтами – его предложение. Наша Таня Головко, и та уже во время монтажа подала мысль, из-за которой нам пришлось сдать в переплавку почти полторы тысячи тонн металлоконструкций.

– И большие это убытки причинило строительству? – спросил Рябчинский.

– Какие же убытки? – удивился Вершинин. – Наоборот! Сложные фермы, создающие большое сопротивление вращению в воздухе, удалось заменить тросами, натянутыми, как спицы в велосипедном колесе. Таня так и сделала: на технический совет строительства пришла с велосипедным колесом.

– Очень интересно, – улыбнулся Рябчинский. – Но сколько же стоили выброшенные металлоконструкции?

– Около двух миллионов рублей! Просто замечательно получилось! Ведь в дальнейшем будет гораздо дешевле...

– Георгий Петрович! – прервал Рябчинский. – Меня несколько удивляет ваш бодрый тон. Неужели вас радует ущерб в два миллиона, нанесенный Советскому государству? Странно...

– Да какой же ущерб? – уже с досадой воскликнул Вершинин. – Ведь если машина совершенствуется в процессе постройки или эксплуатации, то ее части, замененные лучшими, выбрасывают, хотя они и стоят денег. Вон в портах недавно заменили на мощных кранах тысячи грузовых стрел. Так что же, и там нужно убытки подсчитывать? А с самолетами? Очень часто в процессе постройки...

– Примеры ваши меня не убеждают, – возразил Рябчинский. – Меня удивляет, что какая-то девушка смогла существенно изменить конструкцию, которую создавали опытные инженеры... Простите меня, но подобные дела, когда по форме – все благополучно, а по существу – миллионный ущерб государству...

– Так покажите нам вашу знаменитую монтажницу! – поспешно попросил Гвоздаков, явно желая переменить тему разговора.

Вершинин открыл дверь, вогнутую, как и стена круглой комнаты. Гвоздаков и Рябчинский вышли за ним на узенький балкончик, кольцом огибавший генераторную.

Рябчинский, схватившись за тонкие стержни перил, на мгновение зажмурился, чтобы побороть отвратительное чувство головокружения. Откуда-то доносился высокий девичий голос:

– Георгий Петрович! К нам добирайтесь, ждем вас!

Рябчинский открыл глаза. Далеко внизу, словно блестящий черный жук, по узенькой тропинке быстро катил по дороге автомобиль... Немного ниже балкончика на трубчатом ободе гигантского колеса стояла девушка, подняв кверху приветливо улыбающееся смуглое лицо. Под ободом, между двумя вертикальными крыльями, пятеро рабочих покачивались в длинной подвесной тележке, предназначенной, как сообразил Рябчинский, специально для монтажа. Они собирали концевые зажимы на двух длинных пружинах.

Вершинин помахал рабочим рукой и, перешагнув через перила, пошел над бездной по толстому тросу, придерживаясь обеими руками за натянутую выше проволоку толщиной не больше мизинца.

Гвоздаков напряженно следил за опасным путешествием Вершинина. Георгий Петрович уверенно и легко добрался до обода ветроколеса и спустился вместе с Таней Головко в монтажную тележку.

– Как вы не боитесь? – крикнул Гвоздаков. – Глядя на вас, и то сердце замирает!

– Вначале очень страшно было, – признался Вершинин, – а потом привык. Монтажники приучили.

– Эти пружины – штормовые компенсаторы? – спросил немного ободрившийся Рябчинский.

– Точно так, товарищ профессор! – звонко ответила Таня, успевшая уже узнать у Вершинина, кто этот, как она выразилась, «продолговатый» гражданин.

– Еще два компенсатора установим, и можно будет устроить пробу, – сообщил инженер. – Так что вы уж здесь подождите, теперь совсем недолго.

Рябчинский повернул лицо к юго-востоку. Ветер был совсем слаб, не больше двух метров в секунду. «Такую громадину, да еще с необкатавшимся механизмам, и с места не стронуть», – подумал профессор.

Минут через двадцать монтажники перешли по тросу на балкончик. Таня Головко поднялась в лифте еще выше. Тут же сверху выдвинулась легкая грузовая стрела вспомогательного крана и сама зацепила круто изогнутым крюком широкую серьгу над монтажной тележкой. Опорные ролики тележки оторвались от трубчатого обода ветроколеса, и она, чуть покачиваясь, быстро поплыла вниз, в пролет между стальными тросами-радиусами.

Операция спуска монтажной тележки отняла не больше пяти минут. Появившись снова на круглом балкончике, Таня доложила Вершинину:

– Установка готова к пуску, Георгий Петрович! Подшипники крыльев проверены.

– На обоих роторах?

– На обоих, Георгий Петрович.

Вершинин, забыв о Рябчинском и Гвоздакове, нервно закурил, обошел вокруг генераторной по балкончику и, войдя в помещение, сообщил по телефону вниз о готовности.

Гигантские эластичные крылья ветроколес напоминали и формой своей и положением в воздухе крылья самолета, замершего в сложной фигуре высшего пилотажа. Легкий ветер упруго и плавно изгибал их кромки, делая всю поверхность выпуклой.

– Аэродинамически форма удачная, – небрежно промолвил профессор Рябчинский, показывая на ближайшее крыло. – Но при сегодняшней погоде вращающий момент недостаточен. С места такое сооружение не сдвинется: очень уж громоздкая система.

Снизу сообщили, что установка полностью расторможена, и спрашивали Вершинина, как быть. Он вышел на балкончик хмурый, прикусив погасшую папиросу, и впился взглядом в безоблачный горизонт.