Майкл Куни - Судный день в Англии

Если К. А. ожидал увидеть русского посла растерянным и удрученным, то он глубоко ошибся. Малик сидел, развалясь в кресле, в Овальном кабинете, и на его восточном лице играла сардоническая улыбка. Его золотистые глаза обратились к Кизу со свойственным ему высокомерием.

— Я могу рассуждать как русский, — заговорил Малик, как только дверь за Кизом закрылась, и он встал позади премьер-министра, — но я наполовину поляк. А поляки не питают симпатии к этому выскочке Жарову, который с завтрашнего дня станет «царем и владыкой всея Руси», — он кивнул на часы, висевшие над креслом Френсиса Трента, — впрочем, я должен уточнить, с сегодняшнего полудня.

Малик взял из серебряного портсигара, стоявшего на столе, сигарету, вставил в свой янтарный мундштук и долго, со вкусом раскуривал. Затем, презрительно взглянув на Киза, произнес сквозь зубы:

— Почему, собственно, я должен помогать какому-то плебею поджаривать меня заживо? Прежде всего я думаю о себе лично.

Поведя мундштуком с сигаретой в сторону Киза, он спросил:

— Кто этот одноглазый пират? Один из парней безопасности, да? Пришел, чтобы задавать очередные глупые вопросы, верно? Я сказал все, что знал, Трент. Теперь разбирайтесь сами. Если ваши друзья-янки смогут обезвредить контрольный пункт в Самарканде — вы спасены. Теперь же, джентльмены, держите ваше слово: деньги и самолет, будьте любезны! Здесь несколько прохладно для моих старых косточек и, вообще-то, у меня свидание с Самбой.

Премьер-министр вполголоса заговорил, обращаясь к Кизу:

— Я связался по прямому проводу с Президентом. ЦРУ обеспечивает полет Ю-2 с пластиковыми бомбами на борту и планирует сбросить их на центр связи в Самарканде. Пилот — доброволец. Это младший брат Йенси Флойда, но Президент просил не сообщать ему об этом. В ООН может подняться большой шум, ну, да черт с ним!

Он подал Кизу листок бумаги.

— Вот краткая запись беседы с Маликом.

Киз повернулся спиной к камину и, не спеша достав из потрепанного кожаного портсигара сигарету, закурил, не спуская глаз с улыбавшегося русского. Просмотрев записку, он небрежно скомкал листки и швырнул в огонь.

— А как насчет контроля со спутника? — тихо спросил Киз.

Улыбка сползла с лица Малика, но через минуту, ударив себя по колену, он вновь засмеялся.

— Вы правы! Этот парень верно заметил, — сказал он, обращаясь к премьер-министру. — Толковый малый. Как это я позабыл о спутнике? — И он расхохотался так, что слезы потекли по его смуглому лицу.

— Вот смеху было бы, если бы я летел в Южную Америку с полными карманами боливаров, а тут голос по радио сообщил бы: «Знаете, ребята, а с Англией небольшая неприятность! Впрочем, забудьте о ней, она только что взлетела на воздух!»

Малик буквально корчился от смеха.

— И все это потому, что я забыл про парижский спутник! — Он вытер мокрые от слез глаза носовым платком.

— Хорошо, теперь вы можете сообщить нам о спутнике, — невозмутимо продолжал Киз. — Но давайте подумаем, что еще вы могли забыть. Скажем, то, что «Судный день» — в Брайтоне?

Малик сделал попытку продолжить бурное веселье, но она не удалась.

— В Брайтоне?

— Если быть точным, то в Палас Пьер, — сказал Киз. — И давайте покончим с комедией. Наши специалисты на пути к «Судному дню» и намерены его обезвредить, поэтому нам нет необходимости обеспечивать ваш перелет в Южную Америку.

Приступ смеха резко прекратился, и черные глаза Малика остановились на безмятежном лице Киза.

— Чушь! — отрезал он.

Киз посмотрел на свои часы и, переведя взгляд на часы, висевшие на стене над премьер-министром, сверил время.

— Полагаю, через минуту, — спокойно произнес Киз, — «Судный день» будет обезврежен и выдернут из Суссекса, как больной зуб изо рта.

Даже для Трента, знавшего все тонкости этой операции, слова Киза прозвучали убедительно.

Прошло десять секунд, и Малик не выдержал:

— Немедленно остановите их! Не позволяйте приближаться к бомбе! Она окружена магнитным полем, и к ней нельзя подойти, не вызвав взрыва! Остановите их, вы, идиот! Быстрее!

Киз не шелохнулся.

— Я знаю, Малик, — заговорил он, — не такие уж мы кретины, чтобы идти к ней вслепую. Но ведь есть еще и ручное управление, не так ли?

Малик вздохнул.

— Так вам известно и про ручной контроль… Я вынужден был вести эту игру, вынужден был молчать. Они держат в Москве мою дочь. Один мой неверный шаг, и они ее…

Он провел пальцем по горлу.

— Мы поговорим о вашей дочери, или, вернее, полковнике советской стратегической разведки Тамаре Малик, через минуту, — тихо произнес Киз и внезапно, без предупреждения выбил из-под русского посла стул. Малик растянулся на полу, и Киз с силой наступил ему на руку. — Неужели вы принимаете нас за детский сад, Малик? Не надейтесь покинуть Англию до того, как «Судный день» будет обезврежен. Нам и так уже все известно, и необходимо лишь ваше подтверждение. Если не хотите помочь нам, мы передадим вас Синю.

Малик был уже достаточно напуган, но продолжал торговаться.

— Справитесь вы с разоружением бомбы или нет, я ведь все равно могу погибнуть. Мне нужны гарантии безопасности, или я ничего не скажу.

Его голос звучал мягко.

— Значит, вы погибнете за Россию? — спросил Киз.

— Так же, как и вы за Англию, — парировал Малик.

— А как же ваша дочь? Что ее ждет?

— Не беспокойтесь о моей дочери, — отрезал Малик. — Принимайте мои условия: миллион серебряных боливаров и самолет с достаточным запасом топлива, способный долететь до Южной Америки. Когда вы предъявите мне все это, я расскажу вам, как обезвредить «Судный день».

Киз убрал ногу с руки Малика и кивнул премьер-министру.

— Прикажите Казначейству положить в самолет вертикального взлета один миллион боливаров и ждать на ипподроме Брайтона с полными баками завтра в 11.00. А этот тип должен в то же самое время быть готовым все нам рассказать.

Киз бросил окурок сигареты в полыхающий огонь камина. За все время беседы никто из присутствовавших в комнате членов кабинета министров не проронил ни слова. Подойдя к двери, Киз оглянулся и, как бы между прочим, произнес:

— Кстати, о вашей дочери, Малик. Она ведь некоторое время была здесь, вы знаете об этом?

У Малика отвисла челюсть.

— Интересно, кто, по ее мнению, осуществляет ручной контроль? — пробормотал Киз и тихо прикрыл за собой дверь.

…В конце концов, наши психологические методы заставят британскую разведку доверять Малику. В этом случае Англия может разрушить самое себя, и по политическим мотивам это весьма желательно…

Что заставило Киза повернуть ручку двери в Голубую комнату, он и сам не знал. Впрочем, причин, наверное, было множество. В частности, тяга к источнику жизни в тот момент, когда близился конец всякой жизни. Потребность каким-либо образом компенсировать грубость и жестокость последних трех дней. Девушка инстинктивно почувствовала это и была рада Кизу.