Поль Кенни - Путь в ад

— Я прошу деньги не для себя, — сказал Мареско. — Моя агентурная сеть обходится мне теперь гораздо дороже.

— Вы что, платите теперь членам вашей организации?

— Нет, но мы помогаем нашим соотечественникам. Некоторые из них…

Внезапно Мареско умолк и обернулся.

— Здесь кто-то есть поблизости! — тревожно зашептал он.

— Ерунда, — ответил Кельберг спокойно.

— Уверяю вас, я видел промелькнувшую тень.

— Не бойтесь, это мой человек. Я пришел в сопровождении двух коллег, обеспечивающих мою охрану.

— Вашу охрану? — спросил изумленный Мареско.

— Ну да, если хотите, они обеспечивают тылы. Вы думаете, мое положение лучше вашего? В некотором отношении намного хуже. Вы здесь в своей стране и собираете сведения в рамках нормальной деятельности. Мой случай особый, не забывайте этого! Я подозрителен уже тем, что являюсь иностранным служащим. Я обязан был принять меры предосторожности для проведения наших встреч.

— Вы — человек мужественный, — униженно произнес румын.

— Мы встретились не для того, что сравнивать наши заслуги. Передайте мне, пожалуйста, документы. А вот деньги.

Он вынул из внутреннего кармана своего твидового пальто толстый коричневый конверт и быстро сунул его в руку Мареско. В обмен тот передал ему несколько сложенных вчетверо листков, которые немец тотчас же сунул во внутренний карман.

Мужчины медленно пошли по извилистой тропинке публичного парка.

Кельберг сказал дружелюбно:

— Я попрошу своего корреспондента пересмотреть вашу ставку. Через две недели я дам вам ответ. От своего имени и обещаю нам ежемесячную добавку, если вы снабдите меня информацией, которой мой корреспондент придает большое значение. Речь идет о передаче мне копии подробного перечня предложений, сделанных разными странами и касающихся строительства четырех заводов, предусмотренных для нового промышленного комплекса в Бразове.

— Но договор о поставках еще не заключен, — возразил румын.

— Я знаю, но, по-моему, ваше правительство уже получило с полдюжины окончательных предложений, некоторые из них кажутся заманчивыми.

Мареско не был к этому готов.

— На мой взгляд, хлопоты вашего корреспондента преждевременны. Информация, которую я, вероятно, мог бы вам представить, не будет иметь реальной ценности… По дошедшим до меня слухам, правительство сделает свой выбор только месяцев через пять. К тому времени появится новый материал… Министерство финансов в настоящее время решает вопрос относительно кредитов на промышленный комплекс.

— Именно по этой причине мой корреспондент предпочитает сейчас конфиденциальную информацию. Когда выбор будет сделан, станет уже поздно. И в таком важном деле иногда достаточно своевременной информации, чтобы придумать более конкурентоспособную комбинацию и раздавить всех других конкурентов.

— Коли вы так настаиваете, я сделаю все, что будет в моих силах, — заверил румын. — Однако пока не делите шкуру неубитого медведя! Быть может, вам еще неизвестно, что документы, касающиеся Бразова, сейчас находятся в Смешанной советско-румынской комиссии.

— Нет, я этого не знал, — спокойно подтвердил Кельберг, — но вам я доверяю. Поскольку вашей организации нужны деньги, вам предоставляется случай их заработать.

— Но какой ценой!.. — заметил Мареско с горечью. — Русские все время начеку. После неудачи с Галацем [2] СССР с большим нежеланием дал окончательное согласие на строительство в Румынии металлургического комплекса в Галаце, продукция которого не вписывалась в совместные планы СЭВ. можно представить себе, насколько они будут бдительны теперь и как закрутят гайки!

— Я не строю себе иллюзий в этом отношении, — произнес сквозь зубы Кельберг. — Здесь мы должны делать ставку на патриотизм, который в борьбе будет играть решающую роль. Русские преследуют только свои интересы и не станут делать подарок Румынии. Тем не менее, если ваше правительство получило стоящие предложения, оно сможет защищаться.

Сейчас Людвиг Кельберг находился в своей стихии. Его глухой голос приобрел неоспоримую силу убеждения.

Кельберг был прирожденным борцом.

Этому отвечали как его темперамент, так и физические данные. Очень высокий, выносливый, в расцвете сил, он соединял природную осанку со смелым, позитивным и реалистическим умом. Достойный потомок прусских дворян, воздвигнувших Германскую империю, он унаследовал от своих далеких предков неукротимую энергию, железную волю, властную уверенность и голубые глаза, скорее заставляющие думать о холодном Северном море, чем о ласковом летнем небе.

Он засунул руки в левый карман своего твидового пальто — элегантного пальто с росчерком лондонского портного на серо-черной нашивке, вынул из него визитную карточку.

— Вот, держите, — сказал он. — Я отметил здесь семь вопросов, по которым мой корреспондент желает получить уточнения из достоверных источников.

Мареско взял карточку и сунул ее в карман. Кельберг продолжал:

— Я надеюсь, что вы отдаете себе отчет в том, какое значение имеет для вашей родины дело Бразова? Если наше правительство действительно сможет противостоять планам русских, то оно спасет будущее румынской нации. Русские, поставленные в безвыходное положение, не осмелится применить силу для навязывания своих взглядом. В современной ситуации они будут вынуждены вступить в переговоры. Если они сбросят маску и открыто продемонстрируют, что рассматривают вас, румын, как колонизованную нацию, то вызовут жуткую шумиху.

— Не увлекайтесь, Кельберг, — пробормотал румын. — Ни переоцениваете мужество наших руководителей. В министерствах сидят креатуры, многим обязанные Кремлю и не забывающие это. Из всех братских стран Румыния, несмотря на слабые попытки к независимости, остается наиболее сталинизированной. То, что приводит нас в отчаяние.

— Ну, ну, не поддавайтесь вашему болезненному пессимизму, — пожурил его Кельберг. — Есть трещины, которые разрушают советское здание в его основе. Ваша страна, быть может, стоит гораздо ближе к своему освобождению, чем вам это кажется. Впрочем, вы располагаете конкретными доказательствами, которые вы сами мне представили.

— Одна ласточка весны не делает, — вздохнул Мареско.

Снова начал моросить дождь, и Кельберг поднял воротник своего пальто, давая понять, что беседа окончена.

— Если с вашей стороны не будет возражений, то встретимся через две недели на этом же месте в то же самое время.

Он протянул свою сильную руку, но румын неуверенно пробормотал:

— Я хотел бы вас попросить еще об одной вещи, Кельберг. Речь идет о моем молодом протеже… Можете ли вы помочь переправить парня в Западную Германию или Францию?