Джон ле Карре - Шпион, пришедший с холода. Война в Зазеркалье (сборник)

Машина миновала Сент-Джордж-серкус, потом клинику глазных болезней и оказалась в начале Блэкфрайарз-роуд. Нужный дом возник перед ним и остался позади, потому что он попросил шофера остановиться на следующем перекрестке, – Леклерк настойчиво рекомендовал соблюдать осторожность.

– Да, я выйду на углу, – сказал он. – Здесь будет в самый раз.

Департамент располагался в унылой с виду вилле с потемневшими от сажи стенами, на балконе которой стоял огнетушитель. Казалось, что это один из тех домов, которые вечно выставлены на продажу. Никто не в состоянии был понять, зачем министерству понадобилось возводить вокруг него стену, – возможно, как это делают на кладбищах, чтобы защитить могилы от взглядов праздных прохожих; или же, наоборот, для защиты людей от взглядов мертвецов. Но уж точно не ради сада, где не росло ничего, кроме травы, да и та пробивалась пучками, как облезшая шкура старого бродячего пса. Парадная дверь была окрашена темно-зеленой краской; но ее никогда не открывали. Иногда днем совершенно одинаковые с виду фургоны без всякой маркировки въезжали по неровной дорожке на территорию, но цель их приезда оставалась неизвестной, поскольку все происходило на заднем дворе. Соседи, если упоминали об этом доме вообще, называли его «министерским», что было не совсем верно. Департамент представлял собой отдельную административную единицу, хотя формально и подчинялся министерству [22] Имеется в виду министерство обороны Великобритании. . Над зданием витал тот неизменный дух легкой казенной запущенности, который характеризует правительственные учреждения по всему миру. Для тех, кто работал в нем, его тайна была подобна таинству материнства, а секрет выживания уподоблялся загадке выживания самой Англии как государства. Оно укрывало их в себе, прятало от посторонних глаз и – милый анахронизм – казалось чем-то вроде кормилицы.

Эвери помнил его в те дни, когда туман густо лепился к оштукатуренным стенам, и летом, когда солнце ненадолго проникало в его кабинет сквозь тюль, но не особенно согревало. А зимним утром его фасад порой чернел от дождя, и в свете уличных фонарей капли воды блестели на мрачных темных стеклах. Но каким бы он ни рисовал этот дом в своем воображении, для него он не был просто местом работы. Здесь он жил.

Он прошел по дорожке на задний двор, позвонил и дождался, когда Пайн открыл ему. В окне Леклерка горел свет.

Он показал Пайну пропуск. Вероятно, ритуал напомнил обоим военное время, которое Эвери знал больше по чужим и весьма занимательным рассказам, а Пайн испытал на собственной шкуре.

– Красивая нынче луна на небе, сэр, – заметил Пайн.

– Да, красивая. – Эвери вошел внутрь. Пайн задержался, чтобы запереть замок.

– А я помню, как парни на фронте проклинали такие лунные ночи.

– И было за что, – рассмеялся Эвери.

– Слышали о результате матча в Мельбурне, сэр? Брэдли высадили после трех подач.

– Вот беда, – вежливо отреагировал Эвери. Крикет его никогда не интересовал.

На потолке в холле висела лампа под синим стеклом, напоминая ночное освещение больничных помещений. Эвери поднялся по лестнице. Ему было холодно и неуютно. Где-то прозвенел звонок. Странно, но Сэра во сне никогда не слышала звонков их телефона.

Леклерк ждал его.

– Нам нужен человек, – сказал он сразу, причем слова его прозвучали так, словно он только что очнулся.

Свет настольной лампы был направлен на папку, которая лежала перед ним на столе.

Леклерк – невысокий, чуть полноватый, с неброской внешностью, чисто выбритый и холеный – носил короткие жесткие воротнички, а галстуки предпочитал одноцветные, полагая, вероятно, что лучше чуть отставать от моды, чем не следовать ей совсем. Глаза у него были темные и подвижные, он часто улыбался, когда разговаривал, но улыбки эти, как правило, ничего не означали. На рукавах всех его пиджаков имелись отвороты, куда он по привычке засовывал носовые платки. По пятницам он надевал замшевые ботинки, которые сообщали всем, что он отправляется за город. Где он жил, казалось, не знал никто. В его кабинете всегда царил полумрак.

– Больше полетов организовать мы не сможем. Этот был последний. В министерстве категорически против. Нам придется заслать туда своего человека. Я перебрал свою картотеку, Джон. Есть некто по фамилии Лейсер, поляк. Он справится.

– Что случилось с Тейлором? Кто убил его?

Эвери вернулся к двери и включил верхний свет. Они посмотрели друг на друга, чувствуя некоторую неловкость.

– Извините, я все еще не до конца проснулся, – сказал Эвери.

Они попытались начать разговор вновь, нащупывая его нить.

Первым заговорил Леклерк:

– Вы что-то долго добирались сюда, Джон. Какие-то проблемы дома? – Начальственного тона он так и не освоил.

– Никак не мог поймать такси. Звонил в Клэпэм, но там не снимали трубку. У моста Альберта тоже не повезло.

Он не любил вызывать недовольство Леклерка.

– Вы вправе потребовать возмещения расходов. В том числе и на телефонные звонки по автомату, – рассеянно заметил Леклерк. – С женой все в порядке?

– Я же говорю: никак не мог поймать такси. А дома все отлично.

– Она не возражала?

– Нет, разумеется.

Вообще-то они никогда не обсуждали Сэру. Складывалось впечатление, что оба относились к ней совершенно одинаково, – так дети могут легко передавать друг другу игрушку, если она им успела надоесть.

– Впрочем, у нее есть ваш сынишка, чтобы не чувствовать себя одиноко, – сказал Леклерк.

– Да, вы правы.

Леклерк явно гордился тем, что помнил – у подчиненного был сын, а не дочка.

Он достал сигарету из лежавшего на столе серебряного портсигара. Как-то он рассказал Эвери, что портсигар ему подарили еще на войне. Человек, сделавший подарок, погиб, а по какому поводу был сделан презент, уже забылось: гравировка на крышке отсутствовала. И даже сейчас, признался Леклерк, он не мог с уверенностью сказать, на кого тот человек работал, на чьей сражался стороне, а Эвери рассмеялся, чтобы доставить ему удовольствие.

Взяв со стола папку с досье, Леклерк подставил ее прямо под свет лампы, словно хотел изучить содержимое досконально.

– Джон, идите сюда.

Эвери подошел, но встал так, чтобы не касаться Леклерка плечом.

– Что бы вы сказали о человеке с таким лицом?

– Даже не знаю. Трудно судить по фотографии.

На снимке он увидел голову юноши – круглую и ровную, с длинными светлыми волосами, зачесанными назад.

– Это тот самый Лейсер. Выглядит нормально, не так ли? Хотя этому фото уже двадцать лет, – добавил Леклерк. – Он имеет у нас очень высокий рейтинг. – С неохотой он положил папку на место, щелкнул зажигалкой и поднес ее к сигарете. – Что ж, – сказал он отрывисто, – мы, кажется, напали на что-то важное. Я понятия не имею, что произошло с Тейлором. К нам пока поступило обычное донесение из консульства, и больше ничего. Выглядит как несчастный случай на шоссе. Кое-какие детали, но никакой конкретики. Такие письма обычно отправляют родным и близким покойного. Из министерства иностранных дел, как только до них дошли новости, тут же прислали нам изображение по телетайпу. Они знали, что это один из наших паспортов. – Он подвинул через стол лист тонкой бумаги.