Игорь Атаманенко - Шпион судьбу не выбирает

Последние два дня в рабочем кабинете это сделать не удавалось: вслед за арестом Буряце Карпова беспрестанно вызывали к себе то Андропов, то его заместитель Семен Цвигун, а то и кураторы КГБ со Старой площади.

Особенно раздражала генерала позиция, занятая Цвигуном.

Карпов понимал, что заместитель председателя не по своей воле вмешивается в дело о краденых бриллиантах, а лишь выполняет указание своего родственника, генерального секретаря, чтобы в случае необходимости отвести удар от Галины Брежневой. Но уж больно беспардонно он это делал!

…Как только копия агентурного сообщения «Самурая» легла на стол Цвигуну, он немедленно потребовал к себе Карпова.

— Слушайте, — заорал зампред, едва только генерал перешагнул порог его кабинета, — вы со своим агентом сожрали весь мой замысел!

— То-то у меня чувство, будто я наелся говна, — парировал Леонтий Алексеевич.

— Вон из кабинета!!! — захлебнувшись от ярости, прорычал Цвигун.

— Вон из контрразведки! — в тон ему ответил Карпов и, пулей вылетев из кабинета самодура, бросился в приемную Юрия Владимировича.

Если бы не вмешательство Андропова, не сносить бы погон строптивому генералу — уволили бы в одночасье без выходного пособия.

Впрочем, Карпов играл наверняка, понимая, что с его уходом Комитет потеряет только что приобретенного особо ценного агента. А советники японского посольства не каждый день оказываются в агентурных сетях КГБ!

Устроившись за столиком в глубине зала, генерал недовольно поморщился: сидевшие в центре зала четверо дюжих бритоголовых парней о чем-то громко спорили. Говорили по-английски. Судя по выговору, внешнему виду и по тому, как они лихо опрокидывали в себя фужеры с виски, Карпов сделал вывод, что перед ним американцы, скорее всего морские пехотинцы из охраны здания посольства США.

«Вот напасть, нигде нет покоя! — чертыхнулся про себя генерал. — Не попросить ли администратора, чтобы он спровадил этих вояк?»

Оценивающе окинув взглядом возмутителей спокойствия, Леонтий Алексеевич понял, что и весь обслуживающий персонал бара будет бессилен унять не в меру разошедшихся морпехов.

«Черт с вами, живите!» — Карпов углубился в размышления.

Вновь и вновь генерал мысленно возвращался к вопросу об использовании «Самурая» в добывании информации по «Сётику».

Идея была весьма заманчивой, но возникали серьезные сомнения в возможности ее реализации: согласится ли «Самурай» выполнять задание по «Сётику», ведь речь пойдет о добывании японцем сведений о японской фирме. Не сочтет ли агент его предложение оскорбительным, а свое участие в операции антипатриотичным?

Каждый раз в памяти генерала всплывали целые абзацы из наставлений полковника Кошкина, известного разведчика и специалиста-ниппониста, к которому генерал обратился накануне вербовки Курусу, чтобы получить консультацию о национальных особенностях мышления японцев, их традициях и обычаях.

Все это необходимо знать, чтобы с самого начала партии взять правильную ноту. Ведь каким бы высоким ни было вознаграждение, выплачиваемое Комитетом агенту за представленные сведения, одной денежной подпиткой не обойтись. Чтобы сотрудничество стало полнокровным, надо найти ключик к внутреннему «Я» секретного сотрудника.

Николай Петрович Кошкин, много лет проработавший в Японии и поднаторевший в вербовках местных жителей, предостерег Карпова от упрощенческого подхода, доказав на примерах, что «вести» японца гораздо труднее, чем завербовать. Хотя и последнее — задача не из легких. И не только в Японии. Ее граждане и за пределами своей страны с большим трудом идут на контакт с чужеземными спецслужбами. Причина, по которой японец согласится добывать информацию в пользу иностранной державы, должна быть исключительно веской. Вместе с тем они охотно и без всяких предварительных условий поставляют сведения своей тайной полиции. Более того, считают это своим священным долгом.

Рассуждая о японском шпионаже вообще, и о возможности привлечения конкретного японца к секретному сотрудничеству, Кошкин сослался на некий трактат, разработанный ближайшим сподвижником Гитлера — Рудольфом Гессом, который в начале 1930-х стоял у истоков создания новых спецслужб рейха и считается отцом концепции тотального шпионажа в Германии.

Дело в том, пояснил Кошкин, что Гесс позаимствовал ее у японцев, которые на протяжении долгого времени создавали и оттачивали принципы тотального шпионажа . В Японии накануне и Первой, и Второй мировой войн этим принципам были подчинены все сферы жизни. Гессу же удалось с успехом перенести их на немецкую почву. В своем трактате Рудольф Гесс делал вывод, что шпионаж является второй натурой японцев.

…На протяжении многих поколений в Японии сложилась внутренняя система массовой слежки, когда сосед шпионил за соседом, а оба они, в свою очередь, находились под присмотром третьего соседа.

Это стало возможно потому, что японские властители всегда обращались со своим народом, как с детьми. Со времен сегуната широко использовались сыщики, добровольные осведомители и секретные агенты.

Гесс считал, что это обстоятельство развило в японской нации склонность к шпионажу, которая настолько укоренилась, что японцы занимаются им всюду, где представляется удобный случай, особенно в заграничных поездках. По возвращении на родину они передают информацию японскому консулу или своей полиции.

Донесения как профессиональных агентов, так и стукачей-любителей, передаются в Центральный разведывательный орган (ЦРО) в Токио одним из следующих способов.

Первый.

Через консульства, которые переправляют развединформацию в посольства с курьерами. Посольства, в свою очередь, посылают ее в Японию, чаще всего дипломатической почтой.

Второй.

Через специальных агентов-курьеров, передвигающихся под видом должностных лиц, якобы совершающих инспекционные поездки. Наконец, сведения, в которых заинтересован ЦРО, могут быть переданы через капитанов японских торговых и пассажирских судов, которым донесения вручаются, как правило, в последнюю минуту перед отплытием в Японию.

Со слов Кошкина, проблема тотального шпионажа уходит корнями в историю нации.

Жители Страны восходящего солнца еще в недалеком прошлом находились в полной изоляции, постоянно готовые к отражению агрессии со стороны более сильных соседей.

Япония — мононациональное государство, с единым языком и одной культурой. Там нет нацменьшинств, очень мало эмигрантов. До сих пор японцы стремятся оградить свой внутренний мир от внешнего вторжения, всеми силами противостоят проникновению чуждой им по духу европейской и, тем более, американской культуры.