Джон Пристли - Мгла над Гретли

Был январь 1942 года, и, если вы помните, что тогда стояла за погода, и что за вести доходили с фронта, и как вообще мы жили в то время, вам легко понять, почему я был мрачнее тучи, когда ввалился в поезд, идущий в Гретли. Я ехал первым классом, остальные пять мест в моём купе вскоре оказались заняты. Напротив меня, в дальнем от коридора углу, сидела интересная дама с красивой длинной шеей. На ней были дорогие, отороченные мехом туфли, перчатки и такая пропасть пледов, как будто она направлялась на Северный полюс. Рядом с ней сидел розовощёкий стареющий господин, вероятно, член нескольких правлений, посильно ослабляющий помощь фронту.

Рядом с ним командир авиаэскадрильи, с головой ушедший в шестипенсовый детектив. Напротив него, на моей стороне, сидел младший лейтенант с маскарадными, как казалось, усами. Лейтенант в поте лица преодолевал вечернюю газету. Между ним и мною расположился смуглолицый толстяк, усеянный драгоценностями и распространяющий вокруг себя запах дамской парикмахерской. Он мог быть членом какого-нибудь иностранного правительства или английским киношником.

В вагоне стоял собачий холод, и то и дело кто-нибудь из нас принимался топать ногами или хлопать в ладоши, чтобы слегка согреться. Поезд продирался сквозь холодные сумерки.

С час или около того все молчали. К этому времени окна были зашторены, и в тусклом свете потолочных огней лица пассажиров казались бледными и загадочными. Дама напротив меня сидела с закрытыми глазами, однако мне сдавалось, что она не спит. Я тоже закрыл глаза, но уснуть не удалось. Розовощёкий господин завязал разговор с остальными тремя мужчинами. Хоть его и не просили, он выложил всё, что слышал по радио, — сообщения военного комментатора и дикторов Би-би-си, и всё это звучало так скучно, что, право же, лучше бы он пересказал нам сказку о трёх медведях…

Япошкам ни за что не взять Сингапур… Туда вот-вот прибудут крупные подкрепления… Американский флот подготавливает нечто невероятное…

Военные были вежливые ребята. Что касалось толстяка, который сидел рядом со мной, то хоть он и не верил этим побасёнкам, но у него хватило ума сообразить, что ему, иностранцу, не следует проявлять свой скептицизм.

Я следил за разговором. У меня это вошло в привычку — ведь никогда не знаешь, где наткнёшься на что-нибудь полезное для работы, а для работы в Гретли мне, бог тому свидетель, мог пригодиться любой пустяк. Тем более что вскоре выяснилось, что наш розовощёкий господин имел какое-то отношение к электрической компании Чатэрза, хотя он и не стал особенно распространяться на эту тему.

Чем занимался мой странствующий сосед, понять было трудно. Не исключено, что его элегантные чемоданы были набиты подложными ордерами на сукно или заказами на несколько сотен тысяч яиц… Но я чувствовал нутром, что этот слишком явный иностранец не представляет для меня никакою интереса. Подобный двойной блеф — слишком тонкая штучка для провинциальной полиции, и нацистский умник, который вздумал бы сыграть на слишком очевидной внешности иностранца, очень скоро оказался бы за решёткой.

Однако пора было и мне подключаться к разговору, ибо никогда не мешает помочь людям составить о вас мнение. Таким образом можешь войти в намеченную роль ещё до того, как прибудешь на место назначения. Поэтому, вставив по ходу разговора несколько реплик, я дал им понять, что недавно вернулся из Канады, а сейчас следую в Гретли в надежде получить работу на большом предприятии. Я постарался, чтобы это прозвучало воодушевлённо и в то же время таинственно — модная сейчас манера. Я задал несколько вопросов о Гретли: есть ли там приличная гостиница? Трудно ли снять квартиру? И тому подобное в том же роде. Розовощёкий и младший лейтенант, который даже оставил в покое газету, дали мне необходимые ответы.

Вдруг я заметил, что женщина напротив уже открыла глаза и, сидя неестественно прямо и вытянув свою длинную шею, смотрит на меня во все глаза. Это продолжалось минуты две, потом она обратилась к розовощёкому господину, сидевшему рядом с ней, и они заговорили об общих знакомых, большинство которых, как можно было понять, были важными шишками в Гретли, но время от времени она бросала на меня недоумевающие взгляды.

На исходе следующего часа пожилые джентльмены задремали, а военные с головой ушли в чтение. Я тоже стал клевать носом, когда женщина напротив вдруг улыбнулась, наклонилась вперёд и тихо спросила:

— Так вы говорите, что только что вернулись из Канады?

— Да, — отвечал я, — а что?

Наверно, сейчас примется рассказывать о своих очаровательных крошках, которые были эвакуированы в Канаду. Может быть, даже спросит, не случалось ли мне их там встречать.

— Дело в том, — сказала она совсем тихо, — что месяц тому назад я видела вас во французском ресторане Центрального отеля в Глазго. Я даже немного знакома с человеком, с которым вы тогда обедали.

Разумеется, на это можно было ответить тысячью различных способов, но надо было выбрать наиболее безопасный ответ и выбрать немедленно. Всё же я успел понять, что никто из пассажиров не интересуется нашим разговором. Женщина продолжала улыбаться, наклонившись вперёд и глядя на меня с тем простодушно-наивным выражением, которое способно хоть кого довести до белого каления.

— Вы уверены, что не ошиблись?

— Вполне уверена. — И с чуть заметной издёвкой, которая мне очень не понравилась, добавила: — У меня ужасно хорошая память на лица.

Я старался припомнить, с кем это она могла меня видеть в Глазго. Вряд ли это был кто-нибудь из очень известных. Тем временем я полностью взял себя в руки.

— Я сказал, что недавно вернулся из Канады. Но ведь я не говорил, когда туда уехал. Между Глазго и Канадой всё ещё курсируют пароходы, не так ли?

— Разумеется. Значит, тогда вы как раз уезжали в Канаду?

— Именно. — Теперь уже было неважно, с кем она меня видела.

Она придвинулась ко мне ещё ближе (сейчас она была похожа на подкрадывающуюся кошку) и прошептала:

— Дело в том, что я ещё раз наткнулась на вас — уж эта моя злосчастная память — в ресторане “Мирабэль”, в Лондоне, не далее как три месяца назад. Не могли же вы в это самое время быть в Канаде?!

Я покачал головой.

— Что касается Глазго, то тут вы были правы, но на этот раз вы, к сожалению, ошиблись.

Но, разумеется, она не ошиблась, и знала это. Что и говорить, получилось не очень складно, но в конце концов какое это имело значение?

Женщина откинулась назад, продолжая изучать меня с интересом. Так мы сидели молча, глядя друг на друга с минуту или две, потом она спросила:

— Надолго к нам в Гретли?

Я ответил, что к сам не знаю, это будет зависеть от того, устроюсь ли я на ту работу, которую рассчитываю получить. Я искренне старался, чтобы эти слова прозвучали правдиво. Она кивнула, затем достала визитную карточку и протянула её мне.