Андрей Гуляшки - Приключения Аввакума Захова

Аввакуму пришлось дважды снимать бороду и усы, чтобы успокоить недоверчивого Ахмеда.

Когда они добрались до Даудовой кошары, была уже ночь. Светозар Подгоров легко спрыгнул с телеги, но Ирина пошатнулась и Аввакуму пришлось придержать ее за талию. Войдя в кошару, Аввакум сказал условную фразу: «Ахмед, зажги огонь!» Ахмед чиркнул спичкой и дрожащей рукой зажег фонарь. И тогда гости увидели, что они не одни в кошаре. «Землемеры» стояли по обеим сторонам двери с пистолетами в руках, а их начальник, мрачно улыбаясь, держал в руках две пары блестящих наручников.

Светозар Подгоров мгновенно сунул руку в правый карман плаща, но Аввакум ударом в затылок сбил его с ног. Подгорова связали и оставили в покое.

Ирина вдруг снова пошатнулась. Плечи ее дрожали как в лихорадке, лицо пожелтело, как у мертвеца, в уголках губ выступила пена. Упав на колени, она протянула руки к Аввакуму. И он почему-то тоже опустился на колени рядом с ней, а она, взяв его за руку, приникла губами к большому серебряному перстню, в который была врезана римская монета с изображением богини Дианы.

Она узнала этот перстень еще в тот момент, когда Аввакум помотал ей садиться в телегу. Догадавшись, что игра проиграна, она, лежа под одеялом, приняла какой-то сильный яд.

Аввакум понял, что догорают ее последние минуты. Он приподнял ее поникшую голову и громко спросил:

— Чем ты замаскировала цианистый калий? Яд в стакане с чем смешала?

Она попыталась улыбнуться, но судорожно скривила рот. Чуть слышно она прошептала:

— Лимонадная таблетка… за один лев.

Он опустил ее на глиняный под и долго держал за руки, пока в ней не угасла последняя искорка жизни.

Вскоре после этих событий я как-то спросил Аввакума:

— Ну а все-таки, почему она отравила Венцеслава? Почему Венцеслав не догадывался, что портит вакцину, держа ее на свету и при двадцати шести градусах? И что за личность Светозар Подгоров?

На лице Аввакума появилась невеселая улыбка. Он закурил сигарету, глубоко затянулся и пожал плечами.

— В конце августа 1944 года Светозар Подгоров, фармацевт центральной русенской аптеки, вместе с двумя молодыми рабочими пристани принимал участие в потоплении немецкой баржи. Немецкая комендатура приговорила всех троих к смерти, но Светозар Подгоров чудом ускользнул из-под ареста. Потопление баржи подстроило гестапо, чтобы создать ореол героизма вокруг имени своего секретною сотрудника. Западная разведка, захватив как трофей агентуру Канариса, долгое время держала этого героя гестапо на «консервации». Хитрый и беспринципный, Светозар Подгоров сделал хорошую карьеру, но вот пришел и его час. Ему было приказано распространить ящур в пограничном Триградском районе. Тогда он под видом командировки отзывает в Софию местного ветеринарного врача Анастасия Букова и в то же время через Прокопия Недялкова и Ирину Теофилову пересылает культуру бацилл Ракипу Колибарову. К Недялкову Подгоров питал абсолютное доверие, но в Ирине он сомневался. Он установил за ней слежку начиная с момента, когда приказал ей отравить Венцеслава, и до ее последней прогулки со мной к источнику в Йорданкино.

Венцеслав был стравлен по приказу Подгорова.

Утром двадцать седьмого августа после разговора с полковником Мановым начальник Центрального управления по борьбе с эпизоотиями почувствовал, что его окончательно приперли к стене. Со слов полковника он понял: Госбезопасности кое-что известно о «необъяснимой» слабости противоящурной вакцины. Он знал, что неминуемо начнется следствие и первым делом возьмутся за Венцеслава. Венцеслав же будет твердить «Так мне было приказано» и тогда весь клубок распутается до конца. Но покончивший с собой Венцеслав разделит всю вину лишь с мнимым автором поддельного письма, то есть, со своим непосредственным начальником доктором Тошковым.

Аввакум снова улыбнулся невеселой улыбкой.

— На нашего общего приятеля свалилось столько дьявольски переплетенных случайностей, что, не будь того стакана и мокрого пятна на ковре… — Аввакум махнул рукой и умолк.

Немного погодя он снова заговорил:

— Несчастный Венцеслав был влюблен в Ирину, а влюбленные большей частью наивно и безмерно верят своей любимой. Я думаю, что Ирина, написав по приказу Подгорова фальшивое письмо, не пожалела сил и прочего, чтобы убедить Венцеслава в том, что он должен слепо исполнять все указания «сверху» и ни на миг не сомневаться в умственных способностях начальства.

Я не стал больше расспрашивать Аввакума. Я давно заметил, что, когда речь заходит об этой диверсии, Аввакум сразу мрачнеет, много курит и выглядит таким усталым и постаревшим.

А я что вам сказать о себе? Я счастлив. В хорошую погоду брожу по лугам возле Видлы, изучаю подножное кормление скота и иногда подолгу разговариваю с Фатме.

Она по-прежнему носит свои пестрые бусы, и они очень ей к лицу. Я собираюсь подарить ей нитку жемчуга, но опасаюсь, как бы она не рассердилась на меня.

А когда остаюсь один, часто думаю об Аввакуме.

Аввакум вернулся из Триграда совершенно разбитый — и физически и душевно. Участие Ирины Теофиловой в бактериологической диверсии и ее самоубийство, быстрое и своевременное распутывание хитро задуманных ходов Светозара Подгорова, чуть было не выскользнувшего у него из рук. крайнее физическое и нервное напряжение во время ночной погони, когда все было поставлено на карту, — такое испытание оказалось слишком тяжелым даже для его железной выносливости.

Но больше всего, разумеется, его угнетала вся эта странная история с Ириной Теофиловой. Он старался не думать об Ирине, хотя и понимал бессмысленность такой игры в прятки с самим собой и тщетность попыток вычеркнуть из памяти ее образ Видно, ему суждено было еще долго переживать и помнить все, что было связано с этой женщиной — и любовь, из-за которой он, слепо доверившись чувству, отказался от присущей ему рассудительности; и свое упорство во имя фанатической верности истине, обрекавшее несчастную женщину на смерть, и свое двуличие и лукавство — облаченный в тогу академически бесстрастного ученого, он действовал, как палач. С чувством безнадежности и неотвратимости он снова и снова переживал и обдумывал минувшее. Ирины уже не существовало, она исчезла так же, как ушли в прошлое светлые, беззаботные дни их первых свиданий.

После того как был подписан акт о вскрытии тела, Ирину похоронили на самом краю триградского кладбища. Аввакум медленно побрел по дороге, идущей в горы, которая начиналась от крайних домишек Триграда и терялась в густой чаще лиственного леса и молчаливого ельника. Он долго плутал по еле заметным козьим тропкам возле самой пограничной полосы, выслеживая и ловко обходя секретные посты пограничной охраны. На каждом шагу его подкарауливала пуля, но игра со смертью как будто бы отвлекала мысли и придавала силы измотанным нервам.