Джамшид Амиров - Береговая операция

— Он приставал ко мне, — коротко ответила Луиза.

Обер-лейтенант заметил, что лейтенант Фоттхерт просто хотел сделать комплимент красивой даме.

— А у себя в Германии вы тоже хватаете женщин за лицо, чтобы сделать им комплимент? — спросила Луиза.

Обер-лейтенант расхохотался и заметил по-немецки лейтенанту, что ему определенно нравится эта женщина. Видно, у нее крепкий характер и острый язычок. Она похожа на типичную русскую коммунистку, и Фоттхерт поступил очень мудро, что доставил ее сюда. Она, видимо, расскажет много интересного о том, зачем она осталась в Риге и с кем она должна здесь поддерживать свои партизанские связи.

То, что произошло дальше, привело обер-лейтенанта Людвига фон Ренау в крайнее удивление. Эта русская шпионка, безразлично ожидавшая, пока он закончит свое длинное объяснение, вдруг на чистейшем немецком языке заявила, что проницательность обер-лейтенанта не делает ему чести, что она не русская партизанка и коммунистка, а немка Луиза Дидрих и что ей наплевать на всякие дела и на то, латыши или немцы будут командовать в Риге. Ей нужна квартира, потому что хозяйка выставила ее из дому.

— Фоттхерт, — восторженно воскликнул Людвиг фон Ренау, — если она только не врет, а это мы легко проверим, я должен поблагодарить за бесценный подарок! Фрейлейн Луиза будет моим личным переводчиком. Не делайте кислую физиономию, Фоттхерт, — расхохотался Ренау. — Рига — большой город, и в нем много красивых женщин.

Луиза оправдала надежды Ренау. Она с ним поездила и по другим городам, оккупированным немцами. Зимой фон Ренау был вызван в Берлин. Он должен был принять участие в разработке какой-то операции, замышлявшейся в штабе армейской разведки «Абвер», куда он был переведен по ходатайству одного из крупных чинов «Абвера», имевшего к фон Ренау прямое отношение — за пару месяцев до войны Людвиг фон Ренау торжественно обручился с его дочерью. Ренау сожалел, что не может взять Луизу с собой в Берлин. Это было опасно: отец его невесты был весьма проницательным человеком. Но Ренау полагал, что Луиза еще сумеет сослужить ему службу и как женщина, и как великолепный агент. И она была направлена в одну из разведывательных школ, размещавшихся в уединенной загородной вилле неподалеку от Потсдама.

Луиза Дидрих овладела многими премудростями шпионской работы. К тому времени, когда Луиза вместе с Людвигом фон Ренау после длительных вояжей по оккупированным городам России оказалась снова на немецкой земле, в небольшом местечке Грюнвальде, на ее личной карточке агента номер восемнадцать было уже много отметок о квалифицированно выполненных, шпионских заданиях…

— Расскажите о себе, Татьяна Михайловна.

Голос Семиреченко вывел ее из раздумья. Огромным усилием воли она взяла себя в руки. «Нет, Луиза Дидрих ничего о себе не расскажет. А Татьяна…». Она задорно тряхнула головой, и ее золотистые волосы рассыпались по плечам. Улыбнулась чуть печальной улыбкой и, протянув руку к гитаре, лежавшей в откидной сетке, сказала:

— А обо мне вам расскажет песня!

И она запела грустную песню о том, как на позицию девушка провожала бойца. И много еще песен пела Татьяна в тот вечер. Импровизированный концерт пришелся по душе спутникам. Летчик отложил свои учебники и слушал, глядя в окно. Николай Александрович тоже слушал внимательно, откинувшись на подушку, задумчиво скручивая в трубочку обрывок газеты. Даже старый виноградарь, отказавшийся по случаю концерта от ужина в ресторанчике, заметил:

— Редкий у вас талант, барышня или дамочка, простите не знаю, как вас величать.

— Барышня, барышня! — задорно рассмеялась Татьяна и лукаво подмигнула Семиреченко. — Только что десятилетку окончила, вот еду в Киев в институт поступать.

«Но ведь это чудовищно, так играть! — думал Семиреченко. — А может быть, он все-таки ошибся, этот полковник Любавин из Советабада?..»

Старый виноградарь сошел ночью в Кринице. Все проснулись рано. Татьяна должна была сойти в Белой Церкви. Об этом она сообщила Семиреченко между прочим, когда проехали Ростов. Она сказала, что получила телеграмму от жены брата своего мужа Марины о том, что та на лето с детьми выехала к родственникам в Белую Церковь и просит заехать к ней повидаться, и даже показала Семиреченко полученную телеграмму.

— Я пробуду у нее несколько часов, а следующим поездом приеду в Киев. А к вам у меня, Николай Александрович, будут две просьбы, если, конечно, они вас не затруднят.

— Пожалуйста, — сказал Семиреченко.

— Захватите с собой в Киев мой чемодан и гитару, чтобы я не таскалась с ними. Может быть, мне придется в Киев добираться на автобусе. И, потом, забронируйте для меня какой-нибудь маленький, недорогой номер в одной из киевских гостиниц. А я, как приеду, позвоню вам с вокзала.

— С удовольствием все сделаю, — ответил Семиреченко.

Семиреченко снял свой чемодан, достал из него бритвенный прибор и приспособился на столике, чтобы побриться. Лежавший сверху в чемодане черный портфель он положил на подушку слева от себя. Чувствовалось, что он его очень бережет. Побрившись, Семиреченко отправился в туалетную вымыть бритвенный прибор.

— Там большая очередь, — сообщил ему лейтенант, который успел уже умыться, бросил полотенце в сетку и сказал, что пойдет в вагон-ресторан что-нибудь перекусить. — Ну и хорошо, что очередь, — заметила Татьяна. — Я тем временем переоденусь. Вернетесь — постучите, пожалуйста.

Семиреченко вышел из купе и услышал, как сзади щелкнула задвижка. Точными движениями Татьяна достала из сумочки «Смену», положила ее на столик, открыла портфель Семиреченко, вытащила оттуда папку, раскрыла ее на диване и сфотографировала хранившийся в папке чертеж. Положить папку на место, запереть портфель — было делом нескольких секунд. Затем Татьяна быстро переоделась и открыла настежь дверь в купе.

Поезд подходил к Белой Церкви. Здесь выходило много пассажиров: время было летнее, отпускное, а окрестности Белой Церкви славились чудесными садами.

— Вы не провожайте меня, ладно? — сказала Татьяна. — Меня будут встречать родственники, не хочу, чтобы что-нибудь подумали. Ждите к вечеру моего звонка.

Она крепко пожала ему руку и вышла из вагона, Семиреченко долго еще ощущал это теплое пожатие женской руки и оставшийся после нее едва уловимый запах тонких духов.

Татьяна вышла из вагона и смешалась с толпой. Она зорко всматривалась, нет ли среди встречающих Васи, но его не было. «Замешкался, наверно, в ресторане, остолоп», — выругала она его про себя.

— Разрешите вас проводить? — послышался рядом голос.

Татьяна обернулась, это был лейтенант-летчик, сосед по купе. «Нужен ты мне сейчас, только тебя еще недоставало», — подумала про себя Татьяна, а вслух сказала: