Лев Рубус - Запах лимона

Осмотр квартиры ничего не дает: да это и естественно, раз его видели целым и невредимым в поезде. Пытаются выяснить у Борщевского, что ему известно. Какие люди у него бывали? Он не знает… Судя по его письмам, у него друзей не было. Может быть, служебные знакомые. Немножко замявшись: «Он жил… с одной… Евгения Георгиевна Джавала». — «Вам адрес ее известен?». — «Да, да». — «Немедленно съездить туда». Петров, которому на первых же порах работы в ГПУ пришлось принять непосредственное участие в этом трудном деле (председатель сразу понял в нем очень дельного работника), вместе с двумя старыми сотрудниками, захватив с собою Борщевского, помчались в конец Меркурьевской улицы. Два агента угрозыска остались на месте.

В автомобиле Борщевский заметил: «она живет со старушкой матерью, я с ними знаком. Не стоит пугать бедную. Лучше войдемте вдвоем, и я при вас спрошу, не знает ли Женя чего-нибудь о Николае».

Петров согласен. «Хорошо. Но вот еще… Вы сами не можете ничего предположить, никакой подкладки этого убийства?»

— «Нет, нет… Хотя, впрочем… Позвольте, погодите… Единственное, что я могу предположить… Хотя…»

— Ну, не мямлите. В чем дело?

— «Да вот… Я был здесь недели две тому назад, и он мне говорил в случайном разговоре, что он работает над открытием колоссальной важности. Он всегда очень скромен, но тут страшно, необычайно вдохновился… Говорил о том, что если его открытие попадет в руки трудящихся, то оно будет солнцем, которое озарит все человечество. Наша победа во всем мире обеспечена. Но в руках капиталистов это наша смерть. Мне страшно подумать: что, если это и стало причиной его гибели?… Но ведь он никому об этом не говорил. Это никто не может знать. Мне, единственному другу, он ведь тоже не сказал, — в чем заключается его открытие. Может быть, только Женя знает…» Нахмурился Петров. Сильней застучало сердце. Скорей, скорей! Но машина уже хрипит у подъезда небольшого серого дома.

Чистенькая, очень чистенькая старушка: «Нет Женички, нет ее дома. Она, верно, у Николая Трофимовича. Эх, хоть бы поженились они! А то так болит мое сердце! А вчера Женичка ездила в Баладжары к тетке. В 6-ом часу вечера зашла домой, побыла у меня с часик и пошла к Николаю Трофимовичу…» Большая собака, помесь овчарки и сенбернара, вошла в комнату. Почуяв незнакомых, глухо зарычала. «Молчи, Абрек», зацыкала на нее старушка. — «Это его собака, Николая Трофимовича. Женичка ее очень любит. Она у нас иногда по нескольку дней живет. Вот уж теперь который день здесь околачивается. Недели две, должно быть… Я-то ее, признаться, даже и боюсь: все-таки пес, псиное и на уме. Так вы уж поезжайте к нему прямо. Там их обоих и застанете. Там она, там. Ох горе мое с ними!..»

Дело захватывает Петрова все сильнее и сильнее. Хорошо знакомая всем, кому приходилось распутывать нити преступлений, лихорадка овладела им. Скорее, скорей! Автомобиль полным ходом — обратно. Петров — Борщевскому: «О ваших предположениях об изобретении Утлина — никому ни слова. Поняли?!»

Агенты уголовного розыска, оставленные на Крепостной 7, сообщают Петрову: «Мы пока допросили швейцариху (швейцар недели две, как болен). Она по утрам прибирала квартиру Утлина и вечером ставила ему самовар. Обедал он не дома. Она показала, что Утлин почти никого к себе в дом не водил, за исключением своей любовницы, Евгении Георгиевны Джавала, да последние две недели к нему захаживал молодой человек, фамилии которого она не знает. Слышала, что он спас Евгению Георгиевну от каких-то хулиганов. Кто вчера был у Утлина, она сказать не может, так как мужа сильно скрутило и она почти не выходила на лестницу. В четвертом часу инженер Утлин сказал, что уезжает по делам в Ростов, неожиданно, и записочку Евгении Георгиевне оставил. Часу в седьмом Евгения Георгиевна приходила, записочка ей была передана и она поднялась наверх. Когда уехал Утлин и когда ушла Евгения Георгиевна — она не видела. Сегодня она, швейцариха, только что пришла из страхкассы…»

Управдом показал, что к нему Утлин зашел тоже в четвертом часу и предупредил, что на пару дней уезжает, а в 8-ом, сильно торопясь, уехал на вокзал.

«Спасибо, товарищи! Теперь вы свободны. По некоторым соображениям ГПУ принимает это дело всецело в свое ведение. Дайте сюда допросы. Так… и доложите».

И снова приступили к внимательному осмотру квартиры. Вскрыли закрытые шкафы в кабинете и маленькой лаборатории, перерыли все в спальне: все в порядке. Только в один сундук как-то чересчур поспешно, как при внезапном отъезде, свалены кое-какие носильные вещи. В спальной все в порядке. В письменном столе, насколько можно судить, не тронута ни одна бумажка. Нет, положительно, в квартире искать следов преступления нечего; но Петрова теперь интересует уже и другое: нет ли здесь каких-либо следов таинственного изобретения молодого химика? «Нет Утлина; но у нас в Союзе немало талантливых ученых: может быть, его работу сумеют докончить?» Петров собирает всю его переписку, все деловые бумаги. Но, по крайней мере, при беглом осмотре, ничего необычайного обнаружить нельзя: ни записей работ, ни дневника. В маленькой лаборатории — обычные колбы, реторты, кипповские сосуды и набор самых простых реактивов. «Нет — или отсюда все похищено, или это он спрятал где-нибудь в другом месте…» говорит Борщевский. — «Он был очень осторожный человек».

— Навряд ли похищено. Абсолютно никаких признаков грабежа…

— Пожалуй… Раз он действительно собирался уехать в Ростов… Не отняли ли это у него по дороге?…

Но Петров несколько недоволен сбивающими ход его мыслей рассуждениями: «Ну, очень благодарен… Вы сейчас нам больше не нужны. Зайдите завтра утром в ГПУ. Пропуск я вам вышлю».

Борщевский откланивается, он хочет идти… Но в этот момент кто-то скребется в дверь. Сильнее и сильнее. Петров делает движение, чтобы посмотреть, в чем дело… В то же мгновение створки двери распахнулись, и собака Утлина, — лохматый, пятнистый огромный пес, ворвалась в комнату. На одну секунду он остановился у двери, нюхая пол, потом с внезапным рычанием, повернувшись на месте, бросился назад по лестнице. Петров не успел еще крикнуть: «За ним», как в комнате никого уже не было. Опытные сотрудники не нуждались в указаниях.

Абрек — по лестнице, на улицу. В горле его клокотало злобное рычание. След виден дальше по тротуару к мостовой; затем теряется. Животное остановилось, повертелось на месте и вдруг, снова отчаянно зарычав, назад, в дом.

— «Ну, что?» — «Да ничего. Очевидно, проводил хозяина по следам до извозчика и прибежал назад».

Пес опять, точно тоже что-то расследуя, осторожно нюхая воздух, вошел в комнату. Оглядев и обнюхав незнакомых, — вдруг подошел и лег у ног Петрова. «Ну что, умница, что? Где же твой хозяин?».