Лев Овалов - Секретное оружие (сборник)

– Все-таки попробуйте.

– Попробую.

– А послезавтра встретимся. Я не могу больше ждать.

– Боитесь своей девицы?

– А что вы думаете!

Они ехали и разговаривали. Джергер, пригнувшись к переднему сиденью, и Харбери, не оборачиваясь, обменивались короткими репликами. Они понимали друг друга с полуслова.

– Значит, в среду, на Можайском шоссе, у Баковки…

Сотни машин проносились мимо, но Джергер не смотрел по сторонам, безопаснее было не выглядывать из-за занавесок.

У Белорусского вокзала Харбери обогнул площадь и въехал под мост.

– Давайте, Робби…

На одно мгновенье он остановил машину прямо против входа в метро и даже не обернулся, а когда машина пошла дальше, Харбери был в ней один.

Ему не очень-то хотелось идти к Паттерсону, хотя они и знали уже друг друга. Но не идти было нельзя.

Он был неплохим бизнесменом, Герберт Ф. Паттерсон, он даже человеком был неплохим, не слишком жестоким, не слишком жадным, не слишком завистливым, но к нему привалило много денег, и его потянуло в политику. Вернее, в политику потянуло миссис Паттерсон, а мистер Паттерсон просто не осмеливался ей возражать.

Полмира мылось мылом «Командор» и пользовалось стиральным порошком «Майское утро». Стиральный порошок и сделал Паттерсона миллионером. Во многих городах Запада дымили его фабрики, производившие «Майское утро». Герберт Ф. Паттерсон не отличался гибким умом, но у него имелся отличный текущий счет, и этого было достаточно, для того чтобы пытаться «делать политику».

Харбери отправился в посольство и перехватил старика в холле.

Паттерсон выглядел весьма импозантно. В золотом пенсне, с подстриженными седыми усами, он смотрел на собеседника торжественно и сурово. Тот, кто впервые разговаривал с ним, чувствовал себя совершенно подавленным его величием.

Харбери решительно преградил дорогу миллионеру.

– Добрый день, мистер Паттерсон!

– О да, – сказал тот. – Но я не даю сегодня интервью…

– Мне не нужно интервью. У меня к вам просьба, мистер Паттерсон.

Старик благосклонно кивнул.

– Говорите…

– Я слышал, вы уезжаете?

Опять величественный кивок.

– Да, уезжаю.

– У меня скопилось большое количество весьма важных документов, – объяснил Харбери. – Я бы хотел, чтобы вы захватили их с собой.

– В Сочи? – удивился Паттерсон. – Но что я там буду с ними делать?

– Почему в Сочи? – удивился в свою очередь Харбери. – Разве вы едете не домой?

– Я еду в Сочи, дорогой Харбери, – пояснил Паттерсон. – Официально – я хочу отдохнуть на советском курорте. На самом деле это маневр. По моим сведениям, там сейчас находится высокопоставленный советский деятель, и я надеюсь встретиться с ним на неофициальной почве. Это способствует сближению.

Харбери недоумевающе взглянул на него. О каком сближении толкует этот старый идиот? Совсем выжил из ума! Жаль, нельзя включить магнитофон. Послушал бы его Нобл!

– О каком сближении вы говорите, мистер Паттерсон? – почтительно осведомился Харбери.

– Генералы связаны с военной промышленностью и заинтересованы в обострении отношений между государствами, – продолжал Паттерсон. – А я мыловар, и чем на земле спокойнее, тем чаще моются люди.

«Ах вот почему, проклятый мыловар, тебя несет в Сочи, – подумал Харбери. – Тебе нужно торговать своим мылом, а мне до зарезу необходимо перевезти через границу шестьдесят килограммов живого веса! И сперва ты поедешь куда надо, а потом можешь лететь хоть на Луну!»

– Мне кажется, вам лучше вернуться домой, – промолвил Харбери с подчеркнутой вежливостью. – Заодно вы захватили бы мои бумаги.

– Нет, мой друг, – твердо заявил Паттерсон. – Я еду в Сочи, а бумаги вы можете переслать с кем-нибудь другим…

– Но это очень важно, – внушительно сказал Харбери. – Мои начальники ждут эти бумаги сейчас.

– Я знаю, что это за бумаги, – уже сердясь, откликнулся Паттерсон. – Вы все здесь чересчур увлекаетесь фотографией. Мосты, вокзалы, а заодно и очереди в кино, которые выдаются за очереди у булочных.

Харбери решил выложить главный козырь.

– Но это личная просьба мистера Нобла, – холодно сказал он вполголоса. – Мистер Нобл лично просит вас…

– А мне плевать на мистера Нобла, – грубо отпарировал Паттерсон. – Я не хочу ввязываться в его дела. Слава богу, у меня еще есть несколько центов на кусок мыла!

Харбери заранее знал, что из разговора с Паттерсоном ничего не получится. Он предупреждал Джергера. Он сделал все, чтобы уломать старика. Но осел остается ослом, сколько его ни понукай!

Он так и сказал Джергеру, встретив его на Можайском шоссе.

– Срочно посылайте шифровку Донновену, – распорядился Джергер. – А Донновен свяжется с Ноблом…

Харбери так и поступил, и Нобл не замедлил с ответом. Сам Харбери не получил никаких указаний, но два дня спустя у него в офисе появился Эзра Барнс.

– Что там у вас стряслось, Билл? – спросил он. – Меня бросают вам на подмогу.

Харбери знал, что на Барнса можно положиться, а тут он сам говорит, что ему приказано оказать Харбери содействие.

Пришлось посвятить Барнса в разногласия с Паттерсоном.

– Ничего, – утешил его «король репортажа» и добавил: – Сегодня вечером позвоню в Париж.

Харбери не понял:

– В Париж? Зачем?

Барнс раздвинул толстые губы, что означало у него улыбку.

– Сообщу, что у старика Паттерсона разыгралась подагра, – все так же загадочно пояснил он. – Попрошу прислать для него лекарство.

Ровно через четыре дня после непонятного разговора с Барнсом в посольстве появился некий господин Флаухер.

Самый обычный турист из Западной Германии, господин Карл Флаухер прибыл в Москву из Ленинграда. Ничем предосудительным он в Советском Союзе не занимался.

Коренной баварец, он происходил из старинной бюргерской семьи. Отец его, видный южногерманский промышленник, к концу жизни стал одним из заправил крупнейшего химического концерна. Сыну он дал солидное образование, и едва тот обзавелся дипломом инженера, как получил пост одного из директоров концерна.

Флаухеры знали, как делаются деньги. Старший Флаухер был близок к Папену, к Гинденбургу, но к моменту, когда младший Флаухер возглавил дело, Гинденбург стал для Германии вчерашним днем.

Карл Флаухер налаживал связи за океаном и поддерживал Гитлера. Щедрые финансовые субсидии нацистам сблизили его с вождями Третьего рейха. Никто не смел вспомнить, что мать Флаухера происходила из династии Ротшильдов. Восстановление экономики Западной Германии по окончании войны сделало Флаухера мультимиллионером.

Но об этом знали немногие. Даже очень немногие. Флаухер не искал популярности, он ценил реальную власть. Он всегда мог позвонить любому министру Боннской республики и рассчитывать, что его просьба будет удовлетворена.