Платон Обухов - Несостоявшийся шантаж

Олег пришел в игривое настроение и погладил Марту по загорелой коленке. Кроме них, на террасе сидела лишь одна пожилая пара. Стесняться было некого.

Марта перегнулась через столик, и они поцеловались. Поцелуй был долгий. Они оторвались друг от друга только для того, чтобы отпить еще по глотку розового «Белле».

«Это воистину вино любви, — подумал Олег. — Перед отъездом не забыть бы купить несколько бутылок».

— Олег, — наморщила лоб Марта, — ты обещал рассказать мне, почему в Ницце чувствуется такое сильное итальянское влияние.

— С удовольствием! После падения Западной Римской Империи Ницца стала небольшим независимым городом — одним из сотен. Географически она была очень удачно расположена, через нее проходили дороги купеческих караванов. К началу XII века город разбогател и разросся. Графы Прованские, естественно, захотели присоединить богатых налогоплательщиков к своим владениям. Жители Ниццы, разумеется, были против и, чтобы избежать кабалы графов, заключили оборонительный союз с Пизой.

— Графам Прованским так и не удалось завладеть Ниццей?

— Нет! Жители Ниццы, разочарованные союзом с Пизой, которая быстро слабела, решили выбрать из двух зол меньшее и перешли под власть графов Савойских. В середине XVI века провансальцы даже позвали на помощь турок, пытаясь овладеть городом. Но смелые жители Ниццы выстояли. А в 1720 году граф Савойский стал королем Сардинии. Ницца вошла в его королевство. После Великой французской революции присоединилась к Франции.

— Ох уж эти революции! — перебила его учительница. — Сколько зла, горя и страданий принесли они людям.

Смирнов поморщился. Споры о революции, о различных общественных укладах, о неисповедимых путях развития истории были хорошо знакомы ему по советскому прошлому.

— В любой стране, в любое время найдется кучка людей, жаждущих безграничной власти над себе подобными. Если они оказываются достаточно сильными и твердыми в достижении цели, не останавливающимися ни перед чем — словом, настоящими революционерами, — в стране проливается потоками кровь… Но вернемся к Ницце. Как видно, ее присоединение к Франции было и в самом деле вызвано угрозами Марата и Робеспьера, потому что в 1814 году она вновь вошла в состав королевства Сардиния. Окончательно французской она стала лишь после плебисцита 1860 года.

Олег снова притянул к себе Марту. Поцеловавшись, они направились к машине. Им захотелось вернуться в прохладный гостиничный номер.

— Славу Ницце принесли проводившие здесь зиму в прошлом веке английские туристы. В благодарность за рекламу курорта набережная города названа «Променад дез Англе». Но мы, я думаю, самые счастливые из туристов, которые когда-либо побывали в Ницце, — сказал уже за рулем Олег, обгоняя длинный бензовоз, похожий на колбасу на колесах.

Синтия Коэн бездумно сидела перед телевизором, когда в комнату вошла служанка с серебряным подносом в руках. На нем белел конверт.

Синтия взяла его. Служанка с поклоном удалилась. На конверте был выдавлен герб Соединенных Штатов Америки — орел, зажавший в одной лапе пучок стрел с острыми наконечниками, а в другой — зеленую ветвь.

Из конверта выпал листок плотного белого картона с текстом, написанным от руки.

Это было приглашение «миссис и мистера Коэнов на торжественный прием в Белом доме по случаю визита в Соединенные Штаты президента Италии Сильвио Карлуччи».

Таких приглашений набиралась за месяц обычно целая стопка. Коэну по долгу службы приходилось бывать на подобных мероприятиях, но Синтия обычно игнорировала их. Дом, дети, сад, наряды казались ей более важными вещами.

За последнее время у супруги Коэна не ладились отношения с мужем. Она механически выполняла обязанности матери четверых детей и хозяйки дома.

Синтия без всякого выражения смотрела на экран телевизора. По частному кабельному телеканалу шел фильм о Мата Хари. Как раз в данный момент показывали прием в немецком посольстве в Париже. Прием проходил за несколько дней до официального объявления войны между Францией и Германией. Пока светловолосые тевтонские красавцы беззаботно распивали искрящееся шампанское в обществе лощеных парижских дипломатов, жены последних напропалую кокетничали с германскими советниками и атташе, разведчиками и экономическими шпионами. Блистали бриллианты, драгоценные запонки, рекой лилось вино, а надо всем этим разливалась музыка Баха.

«А ведь… все это увижу и я, если пойду на прием», — пронеслось в голове Синтии. Она представила себя в новом роскошном белом платье, которое стоило ей пятнадцать тысяч долларов; она слышала комплименты, которые шептали ей итальянские дипломаты свиты президента Карлуччи; она кружилась в вальсе с одним из таких черноусых соблазнителей…

Словно подброшенная током, Синтия выпрыгнула из кресла и подбежала к корзине для бумаг. Выброшенный ею конверт и приглашение лежали сверху. Синтия прижала кусочек картона к сердцу и замерла, углубившись в собственные мысли. Она твердо решила присутствовать на приеме в честь Карлуччи.

— Здесь был центр Ниццы в то время, когда римляне построили на этой горе укрепленный форт, — обвел широким жестом древнеримские мраморные развалины Олег. — В ту пору оно называлось Кеменелум. Сейчас — Кимье…

Перед ними возвышались остатки амфитеатра III века, руины роскошных мраморных бань с отдельными помещениями для женщин и для мужчин. В середине радовала глаз «Вилла дез Арене» — постройка XVII века. На первом этаже виллы располагался археологический музей, в котором были собраны экспонаты, найденные во время ведущихся уже в течение двух веков раскопок Кеменелума. Второй этаж был отдан музею Анри Матисса.

— Зайдем? — кивнул на музей Олег.

Марта доверчиво прижалась к его сильному плечу.

В музее Матисса царила приятная прохлада. На стенах, обтянутых строгой светлой материей, висели искрометные полотна великого художника. Казалось, что только под синим небом Прованса, под его безжалостным солнцем могли родиться такие полотна с яростной симфонией красок, властно подчиняющей своему ритму души зрителей.

Выйдя из музея, Марта шепнула Олегу:

— Знаешь, на меня как будто повеяло свежим ветерком. Какой талант! Какие краски!

Олег сдержал невольную улыбку. До встречи с ним Марта не разбиралась в искусстве и даже не стремилась к этому. Мир живописи был для нее в прямом смысле слова «терра инкогнита». В первый раз он предложил ей побывать в картинной галерее, когда в женевском «Музее де л’Атене» была развернута выставка Сальвадора Дали и Марка Шагала. Тогда Марта посмотрела на Олега так, что ему захотелось взять свое предложение обратно.