Юлиан Семенов - Неотвратимое возмездие (сборник)

Грабительские наклонности и исключительная жестокость Шкуро особенно проявились в период гражданской войны.

Шкуро не мыслил себе Россию без царя и поэтому уже Февральскую буржуазную революцию воспринял как событие, ведущее Россию к катастрофе. В середине 1917 года полковник Шкуро во главе отряда в несколько сот казаков был направлен в Персию в экспедиционный корпус генерала Баратова. Атмосфера, царившая в корпусе, вполне устраивала Шкуро. Баратов только на словах старался показать себя демократом, по сути же своей был ярым контрреволюционером. Он не признал Советскую власть и временно оказался хозяином положения в русских войсках в Персии. Баратов имел тесную связь с представителем английских войск в корпусе — полковником Раулисоном, а через него — и с командованием английских вооруженных сил в Персии и Месопотамии. Он заручился поддержкой англичан в планируемом им походе с целью захвата нефтяных районов Баку, казачьих областей Терека, Кубани и Дона и дальнейшего наступления на Советскую Россию. Шкуро был доверенным лицом Баратова в подготовке похода и активным его помощником.

Однако обстановка в корпусе быстро менялась. Революционные идеи проникали не только в массы солдат, но даже и офицеров. Среди личного состава началось движение за демобилизацию. А вскоре через созданный вопреки командованию солдатский комитет до казаков дошел приказ Советской власти о расформировании корпуса. Казаки настоятельно потребовали отправки их на Родину. Баратов был уже бессилен что-то сделать и, бросив корпус, перешел с некоторыми офицерами на службу к англичанам. Части корпуса были направлены в Россию.

Шкуро под видом рядового казака нелегально выехал в Россию, надеясь возобновить борьбу против революции. При этом он прихватил с собой около 200 тысяч николаевских и 50 тысяч золотых рублей. Добравшись до Кисловодска, Шкуро установил связь с контрреволюцией, действовавшей на Северном Кавказе, стал вербовать казачьих офицеров, а затем вместе с полковником Слащевым занялся организацией повстанческих отрядов.

«В мае 1918 года, — показывал на суде Шкуро, — я начал организацию своих контрреволюционных отрядов в Бекешевских лесах... Опираясь на кулацкую часть казачества и офицерство, создавал лесные отряды, ликвидировал в станицах Советскую власть, поднял восстание на Кубани в районе станиц Баталпашинской, Суворовской, Боргустанской...

Зная, что близ Ставрополя действует Добровольческая армия Деникина, я решил вывести свой отряд на соединение с ним. Продвигаясь к Ставрополю, казаки моих частей ликвидировали в захваченных станицах и городах органы Советской власти, грабили население, вешали и расстреливали командиров и комиссаров Красной Армии и устанавливали диктатуру белых».

В селе Когульты ими был схвачен комиссар Ставропольской губернии Петров и по приказу Шкуро повешен. Труп Петрова затем положили на подводу и отправили в Ставрополь, где в то время находились советские части. Туда же за подписью Шкуро была послана телеграмма с угрозой расправиться таким же образом со всяким, кто окажет ему сопротивление.

Когда в конце сентября 1918 года части кубанской дивизии, которой командовал Шкуро, заняли Кисловодск, в городе начались повальные расстрелы и грабежи. Установив военную диктатуру, Шкуро выпустил свои деньги — «шкуринки», напечатанные на этикетках из-под лимонада. Этими, с позволения сказать, «деньгами» он платил населению за отобранные у него продовольствие, лошадей, амуницию.

В городе к этому времени обосновалось множество русских дворян и капиталистов, бежавших сюда из Советской России. Здесь оказались особы царской фамилии, а также князья Голицыны, Волконские, Оболенские, графы Воронцов-Дашков, Бенкендорф, Мусин-Пушкин, крупные нефтепромышленники Нобель, Гукасов, Манташев, Рябушинский. Всем им Шкуро помог выехать из Кисловодска в район Добровольческой армии и затем бежать за границу. Они не забыли об этой услуге и в эмиграции обильно снабжали Шкуро деньгами.

На суде Шкуро откровенно признал:

«Я не могу припомнить всех фактов истязаний и зверств, проводимых подчиненными мне казаками, но продвижение моих частей сопровождалось массовыми грабежами, убийствами коммунистов и советских работников. Такие действия поощрялись генералами и офицерами Добровольческой армии, которые личным примером активизировали зверства и грабежи, чинимые казаками».

Например, когда части Шкуро в январе 1919 года заняли Владикавказ, зверства и насилия приняли такой размах, что Шкуро, опасаясь потерять управление дивизией, вынужден был на следующий день сам усмирять своих казаков при помощи плетки.

Наибольшими зверствами отличалась так называемая «волчья сотня» батьки Шкуро, в которую входили самые преданные ему казаки. Разгул и произвол «волчьей сотни» воспевался белогвардейцами даже в песнях.

За активную борьбу против Советской власти Шкуро был произведен Деникиным в генерал-лейтенанты и назначен командиром 3-го конного корпуса. Глава английской миссии при штабе Деникина генерал Хольман вручил ему орден Бани — высшую королевскую награду.

Но белое движение было обречено на провал. Последней удачей Шкуро был захват в конце сентября 1919 года Воронежа. И здесь он оставил по себе кровавую память, устраивая публичные казни сторонников Советской власти на городской площади.

Во второй половине октября 1919 года Красная Армия перешла в генеральное наступление на Южном фронте, и Добровольческая армия безостановочно покатилась на юг. Отвоевался и Шкуро. Он был сильно контужен и вернулся в строй лишь тогда, когда оставалось только собирать в беспорядке бегущие войска, чтобы хоть часть их эвакуировать в Крым или переправить за границу.

Деникин вышел из игры. Очередная ставка контрреволюции была сделана на барона Врангеля, который стал готовить новый поход против Советской власти. По его заданию Шкуро выехал во Францию для участия в комиссии генерала Драгомирова по ведению переговоров с французским правительством. Обратно в Россию он уже не вернулся, так как Врангель к тому времени был разбит.

Крупный землевладелец и собственник, кавказский князь Султан-Гирей Клыч был махровым реакционером и верным слугой русского самодержавия, защиту которого он считал целью всей своей жизни. Гирей участвовал в подавлении революции 1905 года, а затем в контрреволюционном корниловском мятеже. После его провала он сначала в составе кубанской дивизии, а затем так называемой Добровольческой армии Деникина вел ожесточенную борьбу против Советской власти, командуя «дикой дивизией», сформированной им осенью 1918 года из горцев Северного Кавказа. Действуя совместно с дивизией Шкуро в составе корпуса генерала Ляхова, «дикая дивизия» Гирея полностью оправдала свое название. Массовыми грабежами и жестокими расправами над мирным населением сопровождался ее «боевой» путь.