Сергей Костин - Туман Лондонистана

Однако я попытался вмешаться в работу контрразведки — в ту ее часть, которую она больше всего хотела бы хранить в тайне. Я, видите ли, решил раздобыть доказательства того, что самые активные экстремисты являются осведомителями МИ-5. И тогда англичане решили вывести меня из игры. Выследили, задействовав все свои технические возможности, — они-то у себя в стране действуют. А потом похитили. Сейчас приедет кто-нибудь из ответственных работников, может быть, тот же Фини, допросит меня, убедится, что я — не тот, за кого себя выдаю, и… А что им со мной делать? Ведь, если верна эта версия, неслучайно они нас привезли не в свой офис, а в какую-то глухомань.

Я изложил эти новые гипотезы Кудинову. Похитители наши с полчаса как вернулись, скорее всего, и босса с собой привезли. Однако к нам заявиться не спешили, видимо, между собой совещались. И мы с моим другом тем же занимались.

— Да не мучай ты себя! — откликнулся мой великодушный друг. Серьезных контраргументов у него быть не могло, но успокоить меня он попытался. — У алжирца твоего, который обедает хлебом с соусом, кишка тонка тягаться с серьезными конторами. Ливанец, судя по твоему рассказу, трус. Он ходит по краю пропасти, ему лишние заморочки ни к чему. А египтянин твой сам же рассказал тебе про тайные свидания руководства МИ-5 с Абу Саидом, разве нет? И еще помог уточнить, где и когда именно.

— Тогда почему он мне соврал?

— Ну-у… — Этого Лешка еще не придумал, но думает он быстро. — Причина может быть самой банальной. Ашраф получает от англичанина деньги — та же схема, что и с тобой. Они с Фини коллеги и естественные союзники, но их союз скрепляется и регулярно передаваемым конвертом. Хотя… Хотя эта версия действительно объясняет, как тебя могли незаметно вести по всему городу.

И тут наконец хлопнула дверца бытовки, и послышались шаги по гравию. Я даже не успел разглядеть в окне, кто это шел. Пусть бы уже босс, сколько можно гадать!

В моменты наибольшего драматического напряжения нужно расслабляться. Я прислонился поудобнее к нашей стальной плите, вытянул ноги и даже зевнул.

Дверь открылась. На пороге стояли мои алжирцы — и Мустафа, и Рамдан.

И только тогда вся картина сложилась у меня в сознании — в один миг. Рамдан, как сообщил мне утром Лешка, пришел в ресторан к Халеду. Я сидел спиной, но он меня узнал. А дальше — провел меня до парка и послал туда рыжего. Может, рыжий его возил в тот день на машине. Как они отслеживали мои перемещения по городу — так и непонятно. Но теперь стало ясно, с чего все началось.

3

Рамдан курил, зажав сигарету на свой манер, между пальцами у самой ладони. Струйка дыма попала ему в глаз, и он недовольно прищурился. Потом тонкой струйкой между передних зубов сплюнул в открытую дверь и сказал по-английски нашим похитителям:

— Я поговорю с ними сам.

До этого боссом был рыжий. Теперь приказы отдавал не он.

Рамдан пропустил в сарай Мустафу и закрыл за собой дверь. Он поискал глазами, на что сесть, увидел пластмассовый, когда-то голубой, садовый стул, поставил его у стены напротив нас с Лешкой и уселся. В течение этих долгих секунд его взгляд то и дело находил мои глаза, и тогда губы его растягивались в торжествующей ухмылке. Это было его шоу.

— А вы что-то помолодели, — сказал он, переведя глаза на Кудинова.

Да, Лешка ведь приходил на встречу вместе со мной в обличии старого джентльмена. Черт! Наша идея выдать его за случайного прохожего уже не сработает.

— Я предупреждал, чтобы вы оставили моего брата в покое, — продолжал Рамдан. Вроде бы миролюбиво напомнил, но прозвучало зловеще.

— Теперь ты меня слушай, — сказал я. Есть ситуации, когда нельзя отдавать инициативу. — Одно опрометчивое движение с твоей стороны, и Мустафу уже ничто не спасет. Безопасностью твоего брата будем заниматься мы. А ты займись своей.

Мустафа стоял слева от него, прислонившись спиной к стене. Мог он сам меня сдать? Нет, по нашему последнему разговору не похоже было. Да и сейчас он явно не в своей тарелке, по-видимому, получил от брата внушение. Рот-то у него всегда полуоткрытый, дурацкий, а сейчас и глаза под нахмуренными бровями какие-то тусклые, без фокуса.

Рамдан молчал. И мы молчали. Ход за ним. Чего-то же он от нас хочет? Или уже ничего? Насладится сейчас своим торжеством, пристрелит из «магнума» и зароет в зарослях полыни за старой липой.

— Не знаю даже, стоит ли дать вам еще шанс? — спросил сам у себя алжирец, приоткрыл дверь и снова сплюнул между зубов.

Теперь ответил Лешка:

— Так думай скорее. У нас без тебя дел хватает.

А чего Рамдан хотел? Чтобы мы на коленях умоляли его о пощаде? Нет, единственная правильная тактика в таких ситуациях — демонстрировать самообладание. От злой собаки нельзя бежать — догонит и вцепится. Так что стой и смотри ей в глаза. Если тебе приставили пистолет к затылку, бессмысленно говорить: «Прошу вас, не убивайте меня!» Правильная фраза — что-то типа: «И что же ты не стреляешь?»

Без наших реплик спектакль у Рамдана не ладился. Может, помочь ему? Кто знает, умеет он думать или только делает вид.

— Есть несколько вариантов, — сказал алжирец, переводя взгляд на меня. — Первый — сдать вас имаму. А он вас не пощадит.

Нет, похоже, придется помогать.

— Отпадает, — притворно зевнув, сказал я. — Мы будем ему интересны только в пакете с твоим братом.

— Второй вариант, — нимало не смущаясь, продолжал Рамдан. — Прямо сейчас вас пристрелить.

— Ради этого не стоило нас похищать. В городе могли это сделать. Или в фургоне.

— Мы можем и поинтереснее что-то придумать. Выпустим вас сейчас на летное поле и потренируемся в стрельбе.

— Да ты из «магнума» с двадцати метров в мишень не попадешь. На спор, — возразил Лешка. Он любит оружие и регулярно стреляет в тире.

Злые мы с Кудиновым. Парень хочет насладиться победой, а мы мешаем.

— Третий вариант, — уже нетерпеливо сказал Рамдан.

Но я его перебил:

— Третий-четвертый пропускаем. Говори сразу, что у тебя на уме.

Алжирец докурил сигарету и раздавил окурок каблуком. Странная у него бородка для революционера. Я говорил уже: тонкая такая, стриженая, по верхней губе и подбородку — как у латиноамериканского жиголо. Нарциссизм.

— Ваша жизнь для меня никакой ценности не представляет, — произнес он, судя по тону, заранее заготовленную фразу. — Она дорога только вам. Так вот я хочу знать, насколько дорога.

— Логическая ошибка, — не выдержал Кудинов. — Если ты хочешь знать, сколько каждый из нас готов за свою жизнь заплатить, она для тебя ценна как минимум на эту сумму.

Я рассмеялся. Не смог удержаться, хотя ситуация к тому не располагала.

— Совсем недавно ты был готов убить меня за четыре тысячи фунтов. На этой сумме и сойдемся?