Федор Ерист - Возможны варианты... Книга 1

— Давай пройдемся по пятачку, поболтаем. Ты во Франкфурт не поехал, но твоих парней я там видел. Извини за бестактность, что–нибудь интересное есть?

Шульцу очень захотелось почесать затылок. Сосед вконец охамел.

— А у тебя? Ты ведь сам ездил.

— Алексей! Я вопрос задал первым. Будь элементарно вежлив. Чай, не Пажеский корпус заканчивал.

Шульц действительно к Пажескому корпусу отношения не имел, а закончил Сызраньское военное училище летчиков, и это имея папу — высокого чина КГБ. Потом проделал большой путь от боевого летчика, после контузии и списания с летной службы — офицера военной контрразведки, где тоже не ворон считал, и только потом — оперативного офицера СВР. Судьба.

— Ладно, но взаимообразно.

— Нам не понятно, почему французы и англичане приехали первыми и как бы встречали поляков и украинцев. Почему не было канцлера? Что, это случайность? Или им надо было что–то накоротке обсудить, но без немцев и до приезда ведомых? Так же, как и вы, мы всё взяли на камеру. Кое–что в записи мне очень не понравилось. Кассету уже отправили в Москву, пусть посмотрят психологи. У меня для тебя всё, а с тебя не только пиво, но и адекватный ответ.

— Лёша! Тебе придется поверить на слово, у меня вообше ни хрена нет — у ребят загнулась камера, но в накладе ты не останешься. Как ведущему меломану посольства я привез тебе самоучитель игры на японских барабанах. Веришь ли, еле выторговал! Столько было желающих. Ты эту книженцию при соответствующем рекламном обеспечении впаришь своему начальству — там всё на японском, но с картинками. Руководство останется довольно. Тайна Японии всегда в моде. Если хочешь, нарисуем какую–то закорючку, как автограф императора?

— Ты настоящий друг! Во–первых, я тебе верю. Очень! Во–вторых, как меломан лучше многих понимаю истинную ценность книженции о прекрасном. В-третьих, мой шеф долго кружился по Юго–востоку, и ему будет приятно вспомнить молодые годки. И последнее: шиш ты от меня еще что–нибудь получишь! Но если хочешь мира, дай знать, если двинешь в Москву, дай знать. Я, пожалуй, тоже — надоть проведать родимую сторонку.

Ощущение грозы, ожидание тревожных событий и было самым главным для обоих разведчиков. В мире разведслужб, где все зыбко и эфемерно, часто интуиция, опыт и умение сомневаться были отправной точкой самых удачных разработок, на годы затем определяющих главные направления работы.

(Прим.: СВР, ГРУ и ФСБ конкурируют и делают это жестко. Найти золотую середину крайне не просто, но в нашем случае резидентам, похоже, удалось договориться)

Страшный урок 41‑го года могли подзабыть политики, всегда и везде предоставлявшие армии доказывать историческую правоту проводимых ими решений. Но не разведслужбы России, в которых раз и навсегда решили, что дуть на воду весьма полезно. В том числе и для собственного здоровья. Потери в разведслужбах на порядок превышали потери в войсках — в процентном соотношении, конечно. А сколько разведчиков застрелилось, не выдержав ужаса происходящего в стране, армии и разведке? А скольких назначили виновными и торопливо перестреляли свои, в смысле трибуналы и НКВД, отмазывая Величайшего Полководца?

Но ощущение тревоги невозможно изложить ни в шифровке, ни в частном письме. Такого рода информация полезна только в эмоционально окрашенном, живом разговоре. Вопрос: как добиться такого рода разговора — неторопливого и обстоятельного — с руководителями ГРУ или СВР, перегруженных выше всяких возможных человеческих пределов?

Коллеги разошлись, зная, что будет делать каждый в ближайшие два–три часа.

(Прим.: пример конструктивного сотрудничества конкуррующх фирм ГРУ и СВР. Формально не отдав ничего инфрмационно ценного, оба резидента получили необходимое для своих служб)

19.10.2005 г. 19:48 (время местное). Берлин. Резидентура СВР.

Шульц зашел в кабинет с уже готовым решением и попросил секретчика принести литерное дело «Затея — 2». Около часа работал с ним, затем достал из сейфа трубку мобильного телефона, потыкал пальцем в клавиатуру, убедился, что вызов прошел, и отключился.

Открыл блокнот для записи телеграмм и написал: «Центр. Ванину. При открытии книжной выставки в городе Франкфурте, событий интересующих нас, не отмечено. Подробный отчет отправляю диппочтой. Шмелев».

Затем еще полчаса корпел, закрывая текст телеграммы своим шифром, вызвал связиста — отправляйте в обычном порядке.

Теперь надо было готовиться к вояжу в Москву, его вызовут для личного доклада — Франкфурт назван «городом». «Ванин» — начальник Департамента стран Западной Европы, генерал Ершов, которому адресовалась шифровка, сам с ним обговаривал экстренные способы связи. Его шифровка попадет на стол Ершова еще сегодня, минуя столоначальников и направленцев. Правда, он нарушил правила скрытности, но вряд ли кто обратит внимание на одну из множества шифровок шефу Европейского департамента, в нынешнем бардаке это вряд ли. А уж то, что кто–то, кого еще не отловили и не подвесили за гениталии, специально отслеживает его переписку — это было уж слишком не справедливо. Хотя уровень предательства превысил все допустимые нормы.

Времена, когда предателей вычисляли или их сдавали перевербованные хозяева и лет на пять давали тему для разговоров, миновали. К этому явлению даже как–то привыкли и — нет худа без добра — оперативные службы стали еще осторожнее: еще тщательней продумывали детали операций, а уж что касается реализации информации, резидентуры и оперативные подразделения являли просто чудеса эквилибристики и такую изворотливость, что руководство только поощрительно разводило руками — высший, запредельный пилотаж. Тенденцией последнего времени вообще стало доводить до потребителя только аналитические материалы, суть компиляцию текстов открытых источников.

Вербовка высокопоставленного чиновника для западных разведок из главной цели давно превратилась в неотъемлемую скуку бытия и серые будни разведслужб Запада, впрочем, Востока и Юга тоже.

Охота как благородный спорт приказала долго жить и превратилась в упорядоченный обход капканов, около которых охотников терпеливо поджидали толпы желающих расписаться за вербовочные обязательства. Зачем, ради чего? Надежда! Укроют, защитят, бабки? Эх, темнота — предатель, он и в Англии — душепродавец. А грех — до седьмого колена. Практика везде едина — временная ценность «изделия N 2» невелика.

Другой вопрос: насколько искренне эти кадры отдавались? Малая часть, видимо, с санкции руководства.

Ветераны контрразведки, анализируя ситуацию только по прессе, выражали уверенность, что, действительно, наказания без вины не бывает, и показывали математику. Если «наобум лазаря» расстрелять десяток высших чиновников, то погрешность такого внесудебного преследования составит: за дело и вполне заслуженно — пятеро, бессрочная каторга — остальным. Но это негуманно. Погрешность ноль процентов. Сроки заключения пять — восемь лет для ста сорока одного фигуранта при расчете на десять тысяч голов, от года до двух лет пребывания в должности — любого чиновника. Остальных — «в расход», применительно к УК РСФСР. Многие из стариков знакомы с основами матанализа!