Джон Гришэм - Брокер

Он жаждал выйти на улицу, вдохнуть свежего воздуха и подставить лицо солнцу, жаждал нормального человеческого общения с кем угодно, лишь бы на нем не было военной формы. И через два нескончаемых дня он своего добился.

Молодой человек с непроницаемым лицом появился в его комнате на третий день и мило представился:

— Ну ладно, Бэкман. Хочу вам кое-что предложить. Меня зовут Стеннет.

Он швырнул папку прямо на ноги Бэкману, который лежал на койке и по третьему разу перечитывал какой-то растрепанный журнал. Бэкман раскрыл папку.

— Марко Лаццери?

— Это вы, приятель. Стопроцентный итальянец. Вот свидетельство о рождении и удостоверение личности. И поскорее запомните все, что там написано.

— Запомнить? Я это и прочитать-то не в состоянии.

— Тогда зазубрите. Мы отбываем через три часа. Вас отвезут в город неподалеку, там вас встретит ваш новый лучший друг, который несколько дней поводит вас за ручку.

— Несколько дней?

— Может, и месяц. Все зависит от того, насколько быстро вы освоитесь.

Джоэл отложил папку и посмотрел на Стеннета.

— На кого вы работаете?

— Если скажу, мне придется вас убить.

— Очень смешно. На ЦРУ?

— На США. Это все, что я могу сказать, а больше вам ничего и не надо знать.

Джоэл взглянул на металлическую оконную раму, наглухо запертую.

— В этой папке я не увидел паспорта.

— Верно. Это потому, что вы никуда не уезжаете, Марко. Вам предстоит тихая, спокойная жизнь. Соседи будут убеждены, что вы родом из Милана и выросли в Канаде, поэтому плохо говорите по-итальянски. Язык придется учить. А если возникнет непреодолимое желание уехать, то знайте: это сопряжено для вас с большими опасностями.

— Опасностями?

— Да будет вам, Марко. Не валяйте дурака. По миру разгуливает немало отвратительных типов, которые очень хотят вас найти. Делайте, что вам говорят, и вас не найдут.

— Я не знаю ни слова по-итальянски.

— Бросьте, конечно, знаете — спагетти, пицца, кафе-латте, браво, опера, мама миа. Научитесь. Чем быстрее и лучше будете учиться, тем в большей безопасности окажетесь. Вам дадут учителя.

— У меня за душой ни цента.

— Слышал. Говорят, ваши деньги искали, но не нашли. — Стеннет вынул из кармана несколько банкнот и положил поверх папки. — Пока вы пребывали в местах не столь отдаленных, Италия отменила лиру и перешла на евро. Тут сотня. Один евро примерно равен доллару. Через час принесу вам одежду. В папке маленький словарик, две сотни самых необходимых итальянских слов. Беритесь-ка за дело.

Спустя час Стеннет принес рубашку, брюки, пиджак, ботинки и носки — все итальянского производства.

— Буон джорно, — сказал он.

— Подите к черту, — огрызнулся Бэкман.

— Как будет автомобиль?

— Машина.

— Браво, Марко. Пора, нас ждет машина.

За рулем компактного, ничем не примечательного «фиата» сидел неразговорчивый джентльмен. Джоэл кое-как протиснулся на заднее сиденье с холщовой сумкой в руках, где уместилось все его имущество. Стеннет сел впереди. Воздух был сырой и прохладный, землю едва покрывал тонюсенький слой снега. Когда они выехали за ворота военно-воздушной базы «Авиано», Бэкман ощутил первый ветерок свободы, хотя к радостному волнению примешивалось неприятное чувство беспокойства.

Он внимательно следил за дорожными знаками. На переднем сиденье как воды в рот набрали. Они двигались по маршруту 251, двухполосному шоссе, ведущему к югу. По мере приближения к городку Порденоне движение становилось все интенсивнее.

— Сколько жителей в Порденоне? — спросил Бэкман, просто так, чтобы прервать гнетущее молчание.

— Пятьдесят тысяч, — сказал Стеннет.

— Это северная Италия, верно?

— Северо-восточная.

— Альпы далеко?

Стеннет мотнул головой куда-то вправо.

— Миль сорок в сторону. В ясный день видны горы.

— Нельзя ли остановиться и выпить по чашечке кофе? — попросил Бэкман.

— Нет, нам не велено останавливаться.

Водитель все это время оставался глух и нем.

Они обогнули городок по северной окраине и вскоре выехали на дорогу А-28, четырехрядное шоссе, где все, кроме большегрузных трейлеров, похоже, куда-то опаздывали. Маленькие машинки со свистом обгоняли их, тащившихся с жалкой скоростью сто километров в час. Стеннет раскрыл итальянскую газету «Репубблика» и заслонил чуть не половину ветрового стекла.

Джоэл не имел ничего против молчания и разглядывания сельских пейзажей, проносившихся за окном. Равнина казалась очень плодородной, хотя в конце января поля были пусты. Время от времени на холмистых террасах можно было рассмотреть старинные виллы.

Одну такую он когда-то даже снимал. Лет двенадцать назад жена номер два пригрозила его бросить, если он не повезет ее куда-нибудь в длительный отпуск. Джоэл работал по восемьдесят часов в неделю, и времени ему все равно не хватало. Он предпочитал даже ночевать в офисе, и, судя по тому, как шли дела дома, это было разумное решение. Разумеется, развод обошелся бы в изрядную сумму, и Джоэл говорил всем, что они с дражайшей половиной проведут месяц в Тоскане. Он представил все так, что то была его собственная идея, — «месяц превосходного вина и кулинарных изысков в сердце страны кьянти».

Они нашли монастырь XIV века неподалеку от средневековой деревушки Сан-Джиминьяно, с управляющим и поварами и даже шофером с машиной. Но на четвертый день отпуска Джоэлу пришла тревожная телеграмма о том, что комитет по ассигнованиям сената США рассматривает законопроект, согласно которому его оборонные подрядчики-клиенты лишатся двух миллиардов долларов. Он вылетел домой чартерным рейсом и явился на работу, дабы призвать сенат к порядку. Жена номер два осталась в Италии, где, как он выяснил позже, закрутила роман с молодым шофером. В течение следующей недели он звонил ежедневно, обещая со дня на день вернуться, дабы продолжить отпуск, а потом она перестала снимать трубку.

Закон об ассигнованиях без сучка и задоринки вернул дела в прежнее состояние.

А месяц спустя жена подала на развод, это был вздорный процесс, который в целом стоил ему три миллиона баксов.

А ведь она была из трех самой любимой. Они все куда-то подевались — навсегда. Первая, мать двоих его детей, после Джоэла дважды выходила замуж, ее нынешний муж разбогател, торгуя жидкими удобрениями в странах третьего мира. Она даже написала ему в тюрьму — прислала жестокую записку, восхвалявшую систему правосудия за то, что она в конце концов разобралась с одним из самых крупных мошенников в истории страны.

Он не мог ее винить. Она упаковала вещички, застукав его с секретаршей, потаскушкой, которая потом стала его женой номер два.

Жена номер три сбежала с корабля вскоре после суда.